– А вы воспитывайте, воспитывайте сынка, дорогой. Еще не поздно.

– Юноша-а-а? – Евгения Леонидовна наклонила голову, стараясь заглянуть в глаза Гарику.

Но он отводил их.

– Ау-у? – напряженно ждала она.

С пирогом на блюде вышла из кухни Боброва.

– Ау, ау! – подхватила она. – Место, место расчищайте!

Зоя, Виктор Львович и Аглая стали готовить место для блюда с пирогом.

– Оп-ля! – Боброва водрузила блюдо с разрезанным на куски пирогом в центр стола.

– Ой, слов нет! – пробормотал Виктор Львович.

– Шедевр! – воскликнула Зоя.

– Мама! – крикнула Боброва, усаживаясь. – Лопатку не забудь!!

– Лидия Павловна, вы превзошли себя, – произнесла Семенова.

– Не без маминой помощи. Ма-мааа! Лопа-а-а-атку!

Бабушка вернулась с мельхиоровой лопаткой в руке.

– Под этот пирог – только коньяку дагестанского! – потребовал Виктор Львович.

– Как прикажете. – Бобров наполнил его рюмку.

– А мне – вина! – потребовала Зоя.

– И мне! – Боброва стала раскладывать куски пирога по тарелкам.

– И мне! – оживилась Семенова.

– Старочки, старочки! – жмурясь, требовал Семенов.

Когда наполнились рюмки и бокалы, Бобров поднял свою:

– А теперь – снова за мою жену!

– Я прошу прощения, Сергей Николаевич, – перебила его Фраерман. – Я с удовольствием выпью за Лидию Павловну, но я бы хотела все-таки… все-таки, чтобы ваш сынок ответил мне.

– Что такое? – Боброва посмотрела на Гарика.

– Когда вас не было, ваш сын позволил в отношении меня бестактность.

– Даже не бестактность, а хамство, – уточнил Фраерман.

– Гарик? Что случилось? – спросила сына Боброва.

– Ничего… – Он смотрел в сторону, недовольно покусывая тонкие губы.

– Что за бестактность?

– Лидусь, разговор шел о попе и жопе. – Бобров держал на весу рюмку со старкой.

– Опять двадцать пять… – недовольно выдохнула Боброва. – Мы же закрыли тему! Женя? Может, хватит?

– Нет, Лидочка, не хватит! Не хватит! – зло засмеялась Фраерман.

– Послушайте, Женя, ну хватит делать из мухи слона, – поморщился Бобров. – Друзья, за мою жену!

– Нет! – Фраерман с размаху хлопнула своей увесистой ладонью по столу.

Все стихли.

– Ответьте, молодой человек!

Гарик дернул плечом:

– А чего… вам?

– У вашей мамы зад именуется попой. Попа у нее. Или попочка. А у меня?

Опираясь о стол ладонями, Фраерман уставилась на Гарика. Он с ненавистью отвел глаза и уставился на торшер.

– А у меня? А, юно-ша-а? А у меня?

Гарик сидел нахохлившись.

– Юно-о-оша? – настойчиво пела Фраерман.

Лицо Гарика стало беспомощно-злым. Казалось, что он сейчас заплачет.

– Юно-о-о-о-оша?

Он молчал. Потом вдруг глянул ей в глаза и со злостью громко произнес:

– Жоподрище!

Все замерли. И Евгения Леонидовна тоже.

Ее муж стал угрожающе приподниматься:

– Да я тебя… сопляк… сейчас… в окно вышвырну.

– Устанете вышвыривать. – Бобров все держал рюмку на весу.

Поднявшись, Фраерман плеснул свой коньяк в Гарика.

– Это… – дернулся Гарик и болезненно зашипел, сморщился: коньяк попал ему в глаз.

Бобров быстро поставил рюмку на стол, размахнулся и дал Фраерману увесистую пощечину. Роговые очки слетели с лица Фраермана и воткнулись одной дужкой в свекольный салат.

– Чего е-щ-щще?! И кто бы еще?! – Евгения Леонидовна схватила ополовиненную бутылку “Твиши”, неловко размахнулась, дернувшись всей своей кудрявой головой, и изо всех сил швырнула в Боброва.

Тот успел увернуться, но бутылка, задев его по уху, с грохотом влетела в сервант, руша стекло и чайную посуду.

– А я не… – открыла рот Боброва, окаменев.

Бобров схватился рукой за ухо.

– Так, ребята! – стал приподниматься Виктор Львович.

Фраерман с рычанием сгреб подвернувшуюся под руку хрустальную вазочку с хреном и неловко, но сильно ударил ей Боброва сверху по голове, разбрызгивая хрен. Бобров стал падать навзничь вместе со стулом, но успел вцепиться свободной рукой в руку сидящей рядом Аглаи. Они шумно завалились назад вместе со стульями, Аглая громко ударилась головой об угол телевизора и вскрикнула.

– Ты что же это, а? – Семенов схватил Фраермана за руку, дернул на себя.

Фраерман упал грудью на стол, давя посуду, наткнувшись лицом на свекольный салат со своими очками. Очки хрупнули.

– А ну, сейчас же… стоп!! – отбросив стул, Виктор Львович шагнул к упавшим.

– Папа! – вскрикнул Гарик, неловко бросаясь к упавшему отцу, но зацепился ногой за стул Семенова и тоже упал, сильно ударившись рукой о край стола.

Бабушка протяжно закричала.

– Послушайте, вы… с ума сошли? – опешившая Зоя раскинула худые руки, словно пытаясь остановить происходящее.

Бобров вскочил на ноги. Лицо его исказилось гримасой боли и ярости, из разбитого уха кровь потекла на рубашку. Он размахнулся и ударил кулаком по лысой голове Фраермана, ворочающегося на столе.

– Стоп! Стоп! – Низкорослый Виктор Львович сзади обхватил Боброва за живот.

– Не сме-е-еть!! – истошно завопила Евгения Леонидовна и вцепилась своими коралловыми ногтями в шею Боброву.

Отпихивая ее локтем, тот продолжал бить Фраермана по голове и спине.

– Ну стоп же! Сергей! – тщетно сдерживал его Виктор Львович.

Семенов кинулся к своей жене, со стоном обхватившей голову, стал приподнимать ее. В это время Бобров, тузящий Фраермана, больно лягнул Семенова каблуком в позвоночник. Крякнув, Семенов сжал кулаки, согнул руки, развернулся и стал наносить Боброву быстрые удары в бок.

– Стоп, сказал! – Виктор Львович попытался перехватить увесистые кулаки Семенова, но получил одним из них в челюсть и повалился на ковер.

– Куда?! – вскрикнула Боброва, выходя из оцепенения, схватила плошку с грибной икрою и швырнула в лицо Семенова.

– Ты… а? – зашипел Семенов и сильнее замолотил кулаками по Боброву.

– А так… – Бобров перехватил намертво вцепившуюся ему в шею руку Фраерман, рванул к себе, затем, коротко размахнувшись, хрястнул Евгению Леонидовну кулаком в лицо.

Голова ее мотнулась назад, полные ноги подкосились, и она тяжело рухнула сперва на колени, а потом вперед, головой в пах Бобровой.