Разумеется, любовь — это прекрасно. Однако существовало одно «но»… В общем, Светлова была в большой растерянности.

Все подозрения насчет Симпатичного, о которых Анна даже не позволяла себе прежде думать, боясь утонуть в этой истории, приобрели теперь особую остроту. Достаточно вспомнить то утро, когда в отеле за завтраком обсуждали смерть нового постояльца.

Все обитатели отеля были тогда «не в курсе». Для всех это стало настоящим печальным сюрпризом. Для всех, кроме мадам Вронской и Симпатичного.

И если с Вронской все было более или менее ясно: подслушивать и поглядывать любознательная мадам, надо отдать ей должное, умела, то, каким образом Симпатичный узнал про покойника раньше других, так и осталось для Анны неизвестным.

Сюда же, к своим подозрениям, она приплюсовала куртку этого симпатичного молодого человека, испачканную чем-то черным и жирным, а именно сажей. Куртку, приготовленную для химчистки.

Итог был неутешителен… Если Дэзи права и случившиеся убийства заказные, то должен быть киллер.

И что, если сей обаятельный и симпатичный сердцеед этот самый киллер и есть?

Так это или нет, Анна гадать не хотела — не ее это дело, и все тут!

Но не следует ли ей по крайней мере сообщить о своих подозрениях и о том, что ей известно, Дэзи? А то бедная девочка мало того, что запуталась со своим подозрительно криминальным папой, еще и влюбилась, кажется, по уши в киллера… Оставлять Дэзи в неведении относительно того, что представляет собой ее «идеал», было бы по меньшей мере жестоко.

Светлова представила себе этот разговор: как она будет «капать» и «стучать» на Дэзиного избранника, и ее затошнило от этой роли.

Кроме того, было очевидно, что и парень, кто бы он ни был — киллер, проходимец или просто юный шалопай, — тоже влюбился в девушку не на шутку. Как говорится, ничто человеческое киллерам не чуждо…

Анна еще немного помучилась и выбрала компромисс. Светлова решила не говорить с Дэзи. Она решила вообще ничего не делать…

Анна решила просто подождать.

Впрочем, как выяснилось, бурно развивающиеся отношения этой парочки повергли в смятение не только Светлову.

«Творческая-личность», длинноволосый художник Руслан, похоже, совсем забросил свои пленэры. И пополнил доселе нестройные ряды завсегдатаев маленького бара отеля «Королевский сад». До сего дня эти самые нестройные ряды состояли в основном из мадам Вронской, постоянно прикладывавшейся к бутылочке с кофейным ликером, и еще двух-трех постояльцев.

Теперь к ним присоединился и неутешный длинноволосый Руслан.

Пока Кит спал, Светлова тоже устроилась у стойки бара и заказала себе чашку кофе.

— А как же ваши этюды? — поинтересовалась она, обратив внимание, что виски у «творческой личности» было, кажется, не разбавлено, и к тому же стакан был наполнен почти на две трети.

Художник только махнул рукой.

«Круто! — подумала Анна. — Вот это страдания…»

— Не расстраивайтесь вы так… — попробовала утешить она отвергнутого художника.

— Напротив! Расстраивайтесь! — вмешалась в их разговор «знаток жизни» мадам Вронская. — Расстраивайтесь… — посоветовала полька. — Скажу даже больше: страдайте! Девушки иногда в состоянии оценить печаль!

И словно подавая пример страданий, она налила себе еще ликерчику.

Утешить длинноволосую, страдающую, измазанную, очевидно, уже не смывающейся, въевшейся в кожу краской «творческую личность» оказалось не так уж трудно.

Руслан грустно кивнул и тоже потянулся к своей бутылке.

— Столько влюбленных на один маленький отель… — вздохнула Светлова.

— Да… То смерть, то любовь! И все рядом — в двух шагах друг от друга, — философски заметила мадам Вронская.

Солнечный и ясный, так хорошо было начавшийся день закончился из рук вон плохо.

Во время вечерней прогулки отпущенная с цепочки зловредная Чучу вовлекла Кита в очередную проделку, и вот итог. Мальчик сильно разбежался, набрал скорость, пытаясь ее догнать, и не сумел притормозить. Как маленький таран. Кит влетел в захлопнувшуюся за мартышкой дверь отеля. И самым жутким образом рассадил себе лоб. Кит вопил как резаный. А Светлова, чувствуя, что предательски бледнеет, пыталась открыть аптечку.

Единственное, что повергало ее в жизни в настоящую растерянность, это когда Кит плакал и когда ему было больно. Обычно решительная и всегда знающая, как поступить, тут она просто терялась. Недаром говорят применять свои знания и опыт на собственных детях — все равно что делать операцию на собственном сердце.

К счастью, на крики Кита из дверей отеля выбежал Симпатичный.

— Позвольте! — Молодой человек довольно решительно оттеснил Анну и отобрал у нее аптечку.

Он как-то очень ловко прижал Кита к себе — так, что тот сразу успокоился и перестал трепыхаться.

Потом он промыл перекисью ранку и принялся над ней колдовать дальше. Светлова, как зачарованная, наблюдала за его действиями. Наконец он протянул притихшего Китенка с заплаткой пластыря на лбу матери.

— Врача вызывать не стоит, — посоветовал он чересчур бледной мамаше. — Я очень тщательно обработал ранку. А зашивать ее не нужно, она совсем не глубокая. До свадьбы заживет, как говорят у вас в России.

— Откуда вы умеете так ловко все это делать?

Он пожал плечами:

— Пришлось научиться…

— А мы ведь так и не познакомились! — заметила Анд. — я даже не знаю, как зовут нашего спасителя?

— Никита.

— Никита? — удивилась Светлова. — Оказывается, вы с Китом тезки? Ведь моего сына тоже так зовут.

— Я рад этому совпадению, — улыбнулся молодой человек.

Что и говорить, в очередной раз отметила про себя Светлова: улыбается он замечательно.

— Спасибо, Никита! — снова рассыпалась она в благодарностях. — Мы вам очень и очень признательны! Мы вам так благодарны…

— Не за что! Право, пустяки.

— Значит, вы бывали в России?

— Это было очень-очень давно.

Что означает «очень-очень давно» в случае со столь молодым человеком, Анна не слишком поняла.

В предыдущей жизни, что ли? Но любопытствовать сейчас было бы неуместно.

— Как мне все-таки отблагодарить вас за чудесное излечение Кита?

— Да никак. Говорю, пустяки.

— Все-таки?

— Ну, если вы так на этом настаиваете…

— Не хочется оставаться в долгу.

— Ну… Тогда, пожалуй, я бы попросил вас об одном небольшом одолжении.