– Позвольте, – сидя возле бездыханно-обморочной Полины, прошептал Гошин. – Позвольте, но адвокат не огласит завещание, пока… пока похороны не состоятся! Приедет оркестр, припрутся журналисты и повар из французского ресторана, чтобы организовать празднич… поминальный обед!!! Мама… – Георгий Георгиевич схватился за голову, но вдруг вскинулся и заорал во всю глотку: – Найти гроб! Немедленно найти гроб с бабкой и вернуть его на место к трём часам дня!!!

Славка не понял, кому отдавал приказания Гошин, но толпа дрогнула, рассыпалась на составляющие, вытекла из гостиной, пробежала по коридору, а потом ринулась вниз по лестнице. Орлик схватил за руку Лидию и помчался за всеми, оставив Гошина сидеть возле бездыханной жены.

– Господи, кому могла понадобиться старуха в гробу? – простонала Ксения Павловна, семенящая рядом. – Стойте! – вдруг закричала она. – У Иды Григорьевны на шее был крест невиданной красоты! Может…

– Крест можно просто снять, – строго оборвал её Славка. – Воровать драгоценность вместе с покойником – глупо.

Ксюня сникла, отстала и затерялась где-то в просторах кухни.

– Что ты об этом думаешь, Женька? – спросила Лидия, когда они вышли на улицу.

– Честно? – прищурился Славка.

– Да!

– Я думаю, Горазон приложил к этому руки. Это его проделки.

Лидия побледнела, но засмеялась.

– Ты поверила во всю эту чушь? – спросила она.

– А ты?! Ты сама ворвалась ко мне ночью с воплем «Горазон, сволочь, летает!»

Лидия улыбнулась.

– Ночью, перед рассветом, бывают такие скоротечные мгновения, когда реальность соприкасается с потусторонним миром с помощью наших фантазий. И тогда… Призраки – это наше воображение!

– Призраки – это наше воображение, – задумчиво повторил Славка, не очень-то веря в эту материальную мысль.

На зёлёных лужайках, волоча длинные хвосты, прогуливались павлины, яркие фазаны и прочая куриная экзотика.

«Значит, петушиные вопли мне не приснились», – с удивлением подумал Славка. Он повёл Лидию по дорожке, ведущей к пруду.

– Там что-то случилось, – нахмурилась Лидия, указывая на пруд. Она встала и дёрнула Славку за руку, призывая его тоже остановиться.

Возле пруда бегали люди и что-то кричали, размахивая руками.

– Стой! – приказала Лидия. – Я боюсь.

– Гроб что ли нашли? – пробормотал Орлик.

– Смотри, они кого-то несут, – прошептала Лидия, впившись ногтями в Славкину ладонь. От боли он не сразу заметил, что по дорожке, ведущей от пруда, идёт один из братьев Архангельских.

На руках он нёс женщину.

Её руки безвольно болтались, в них не было жизни, а вода – вязкая и густая, – капала на асфальт с кончиков её пальцев. Обуви на ногах не было, и узкие ступни раскачивались в такт каждого шага хоккеиста. С неуместным удовлетворением Славка подметил под его глазом большой фингал.

За Архангельским понуро тащилась толпа…

– Это Алина Сметанина, – хрипло сказала Лидия. – Алина! – Зажмурившись, она закрыла себе рукой рот, будто боясь сболтнуть что-то лишнее.

Возле Славки Архангельский остановился. Толпа плавно обтекла их со всех сторон, словно липкая масса. Орлик уставился в лицо утопленнице. На ресницах у неё зеленела ряска, к щеке прилип ржавый лист, а на шее висела длинная водяная лидия.

Зрелище было не из приятных. Оно было жутким м отвратительным.

Кто-то всхлипнул, кто-то вздохнул, кто-то тихонько начал читать молитву.

Пронзительно и трагично крикнул павлин на газоне.

Из дома вышел Георгий Георгиевич, ведя под руку пошатывающуюся Полину.

– Что это?! – обратился Гошин к толпе, указав на Алину. – Что за купание красного коня?!! – заорал он. – Почему вы тащите её на руках?! Она пьяна?!

– Она мертва, – уточнил хоккеист. – Утонула в пруду.

– Утопилась, – поправила его Лидия и со значением посмотрела на Гошина.

Гошин пошёл багровыми пятнами, а его чёрные усики задёргались в нервном тике.

– Уто… что? – переспросил он, и зачем-то схватил себя за запястье, словно проверяя, есть ли у него пульс. – Уто… где?

– В пруду, – терпеливо объяснил хоккеист. – Запуталась в лидиях, вот и утопла. Сколько раз я говорил Иде Григорьевне – осушите этот гнилой водоём! Нет… – Он сплюнул на тротуар и с нескрываемым отвращением посмотрел на свою ношу.

На крыльцо выбежала Ксения Павловна.

– Там… – ткнула пальцем она в сторону центральных ворот, не замечая скорбных, испуганных лиц. – Там духовой оркестр приехал, журналисты на заборе висят, и французский повар на кухню ломится! Что делать, Георгий Георгиевич?!

Гошин поймал свой дёргающийся ус и попытался закрепить его неподвижно.

– Журналистов гнать в шею, повар пусть готовит свою фуагра на двадцать персон, а оркестр… оркестру прикажите играть «Сказки венского леса», – отрешённо распорядился Георгий Георгиевич.

Полина, покачнувшись, привычно упала в обморок, сверкнув безупречными коленями из-под юбки.

– «Сказки венского леса», – заучивая название, несколько раз повторила Ксюня и помчалась к воротам, так и не заметив утопленницы.

– Играйте, олухи, играйте! – дирижёрским взмахом руки Гошин дал музыкантам отмашку, и они, вскинув трубы, нестройно выдули первый такт знаменитого вальса.

Штраус был явно не их конёк.

И хоть инструменты исправно блестели на солнце, они не давали ни ритма, ни слаженности, ни чистоты звука.

– Мазилы… фальшиво…монетчики… – пьяно пробормотал Гошин, закрывая ладонями измученное, красное лицо.

– Нам сказали, тут будут похороны, – обратился к Гошину человек во фраке с внешностью дирижёра. – При чём тут Штраус?! Мы репетировали реквием Моцарта.

– Да? – посмотрел на него красными глазами Гошин. – Покойница куда-то сбрызнула… – пробормотал он и осмотрел зелёную лужайку с павлинами, словно надеясь найти пропажу среди вальяжных птиц.

– Что? – не понял человек во фраке.

– Играйте вальс, к чёрту реквием! – вскинув руку, Гошин щелчками пальцев задал музыкантам ритм, и, пошатываясь, направился в дом.

– Мне кажется, все сошли с ума. И я тоже, – тихо сказала Лидия.

– А я ещё ничего, – похвастался Славка. – Держусь, но из последних сил.

– Я должна тебе всё рассказать, – Лидия схватила его за руку и потащила в беседку густо затянутую плющом.

Славка полез бы за ней в пещеру к медведю, не то что в уютный зелёный шалаш. Лидия достала из сумочки сигарету и уселась на резную скамейку.

– Завтра брошу курить, – грустно сказала она. – Сегодня никак не получится, стресс на стрессе!