– Я собираюсь сходить за чаем, – сказала Жас, протягивая женщине тюбик губной помады. – Принести вам? Или, может быть, кофе?

– Было бы здорово. Мне, пожалуйста, чай с лимоном и без сахара.

Когда девушка вернулась, дама сидела и рассматривала море за бортом. Рослая, статная. Знающая, чего хочет, и твердо стоящая на ногах. Про таких женщин думаешь, что у них важный пост в косметической компании или издательском доме. Стол в кабинете, а на нем – свежие цветы. У таких женщин жемчуг не бывает искусственным. Такие женщины никогда не выглядят глупо.

– Спасибо за помощь. – Дама сделала глоток чая и качнула головой. – Не среагируй вы так быстро, я бы упала и расшиблась. Я возвращаюсь от дочери и слегка нервничаю.

Жас не нашлась, что сказать, и молча отхлебнула из чашки.

– Все из-за дочкиного мужа. Мы с ним – небо и земля. Дочь взбунтовалась против материнского воинствующего атеизма и вышла замуж за священника. Добродетель и благочестие в тяжелой форме, страшное дело. Оливия и не замечает, какой он ограниченный. Конечно, он считает, что я тлетворно влияю на его жену…

– Почему?

– Страх перед неизвестным – могучая сила. – Женщина сделала глоток.

Туман густел. Жас уже ничего не различала вокруг себя. Казалось, облака спустились с неба и укутали судно. Кожа покрылась влагой, волосы стали виться сильнее. Соленый морской запах был таким же извечным, как ароматы леса в Коннектикуте в тот день, когда они с Малахаем попали в грозу.

Женщина задумчиво произнесла:

– Можно увидеть человека – и сразу понять, что он чужой. Речь, разумеется, не о тех, с кем вы никогда раньше не встречались, – как вы и я, например. Я говорю о людях, которые, сколько бы вы ни были знакомы, навсегда останутся чужаками. Кто-то, про кого вы знаете: «Я никогда не смогу понять этого человека, не смогу откровенно с ним поговорить». То же самое, только наоборот: можно первый раз встретить человека и увидеть в нем родственную душу.

Жак кивнула.

– О да.

– С вами такое было.

Когда семнадцать лет назад Жас впервые повстречала Тео Гаспара, то ощутила мгновенное чувство общности. Много лет спустя то же произошло в первую встречу с Гриффином Нортом. Связь возникла на глубоком, непостижимом уровне, возникла почти мгновенно. Та связь, которую она по-прежнему пыталась разорвать. Им не быть вместе. Они не принадлежат друг другу. Ей придется найти способ не тосковать о несбыточном.

Женщина заметила:

– Когда такое происходит, следует довериться сердцу, а не разуму.

– Почему вы об этом заговорили?

Жас даже слегка испугалась. Складывалось впечатление, что женщина читает ее мысли.

– Боюсь, никакой загадки. Я психотерапевт, знаю, как считывать людей. А у вас очень выразительное лицо. Если я сказала что-то, расстроившее вас, прошу прощения.

В саквояже у Жас лежала тетрадь в роскошном ярко-зеленом кожаном переплете. Подарок матери на тринадцатилетие. «Записывай все, что снится, хорошее и дурное, – сказала она тогда. – Если ты делаешь запись, сновидения становятся частью реальности, и тогда ты можешь управлять ими, а не наоборот».

В случае самой Одри это не сработало. Ее не спасли даже собственные стихи. Тем не менее Жас продолжала следовать материнскому совету. И когда она оказалась в Бликсер Рат, Малахай поддержал это начинание. Он даже убедил ее дополнить дневник перечислением совпадений, с которыми ей доводилось сталкиваться. Жас перевернула тетрадь задом наперед, открыла с чистой страницы и начала вести список.

– Когда-нибудь, – сказал наставник, – ты перечтешь написанное и увидишь, какой дорогой движется твоя жизнь. На каждой важной развилке ты сможешь обернуться и понять, что привело тебя сюда. Но важно не только понимать; нужно держаться настоящего, проживать именно свою жизнь. Каждый момент. Когда ты научишься этому, моя работа будет выполнена.

Каждый год Жас покупала к тетради дополнительный блок. Сейчас стопка из восемнадцати «томов» хранилась у нее дома. В последние годы характер записей в лицевой части тетради поменялся: она набрасывала планы, как будет проводить исследование мифов. А вот конспекты с обратной стороны тетради остались прежними: она все еще вела список совпадений. Не возвращалась к его началу, не просматривала, но продолжала вести, и это превратилось в привычку.

Где-то вдалеке завыла сирена, и звук разнесся по воде. Предостережение в тумане. Больше похожее на человеческий крик, чем на сигнал механизма.

– Какую школу вы практикуете? – спросила Жас.

– Карла Густава Юнга.

Ничего удивительного – вполне можно было понять по тому, что говорила женщина.

– Я так и предполагала. Методика Юнга присутствовала в моей жизни долгое время.

Второй сигнал сирены почти заглушил это признание.

Жас путешествовала много и часто, но по-прежнему нервничала, когда приходилось собираться в дорогу. Не столько из-за страха перед авиакатастрофами, кораблекрушениями и авариями на железной дороге, сколько от мысли, что впереди ждет неизведанное, и чем все кончится – победой или поражением, – неизвестно.

– Вы сюда в отпуск?

– По делам.

Рукав свитера у собеседницы слегка задрался, и из-под него выглянул браслет: черненое золото, плетение в виде косы. Очень похожий на тот старинный кельтский артефакт, который в Нью-Йорке показала ей Кристина Баллок.

– Позвольте, я угадаю. – Женщина, оценивающе прищурившись, оглядела Жас. – Большинство людей, приезжающих на остров по делам, занимаются бизнесом и финансами.

Жас знала, что остров Джерси – одна из немногих офшорных зон мирового банковского капитала. При населении в девяносто тысяч человек на острове обосновались сорок пять банков; здесь были зарегистрированы тридцать две тысячи компаний. На счетах хранились гигантские миллиардные вклады.

– Нет… пожалуй, нет. Финансы для вас – слишком бездушное занятие. Я-то знаю, моя семья владеет банком. Им руководил мой отец, еще раньше – дед. А теперь – племянник. Холодный, сухой бизнес. Вы умеете вести себя жестко, но… Нет, это не по вам, верно?

Жас заметила, как ловко собеседница перешла от бизнеса к личности, и засмеялась. Так точно ее еще не описывали. Подобное мог сказать про нее брат.

– А, поняла! – воскликнула женщина, не оставившая надежду определить род занятий Жас. – Вы гонитесь за своей судьбой.

– В смысле? – удивилась девушка.

Ее пожилая собеседница улыбнулась; в зеленых глазах зажегся огонек. Она наслаждалась разговором.

– Ну… обручального кольца или чего-то в этом роде у вас нет. То есть вы свободны. Почти нет багажа. За все время нашего разговора вы ни разу не доставали телефон. Значит, не ждете срочных СМС-сообщений или писем. Следовательно, не испытываете давления, ни личного, ни делового. Значит, ни к людям, ни к месту вас ничего не привязывает. Это очевидная часть. Не столь очевидно: в вас есть все приметы ищущего. С некоторыми мне прежде доводилось сталкиваться. Одну могу назвать точно: вы ищете особого знания. Находите связующие нити – и делитесь этим знанием с людьми. Это видно по тому, как вы смотрите за борт, как глядите на меня, по вопросам, которые вы задаете. И, что гораздо важнее, – по тем, которые вы не задаете.