Я чувствую, что он прав. И все же констатировать факты – одно дело, а найти выход – совсем другое.

Я засыпаю, положив голову на его плечо.

* * *

Мать Алисы была удовлетворена. Она позвала меня, чтобы мне это сказать.

– Присядьте, Анжелика.

Мы были в кухне. Сели друг против друга.

– Честно говоря, у меня были кое-какие подозрения на ваш счет. Признаюсь, я даже думала, будто вы воровка.

Я ошеломленно вытаращила глаза.

– Вы рыскали повсюду. Я приняла за вульгарные воровские замашки ваше сознательное отношение к работе. Теперь, понаблюдав за вами достаточно долго, я знаю, что вам можно доверять. Мне хотелось бы поручить вам еще кое-какие дела. До сих пор я платила вам вчерную. Но я ведь могу и нанять вас официально! Скажу вам прямо: по-моему, вы замечательная. Вы мне очень нравитесь.

Я не могла оторвать взгляда от ее замысловатого шиньона, умело подведенных контуром губ, длинных рук. От тонкой кожи в изящном декольте. От округлых, бледно-розовых щек.

Она чеканила каждый слог, изысканно формулируя фразы.

– Я не решалась оставлять вас одну, глупость какая. Теперь по понедельникам и четвергам, на время моих занятий в спортзале, вы будете отвечать за дом, подходить к телефону и открывать ворота. И еще каждую пятницу будете ходить со мной за покупками. Согласны?

Согласна ли? Мне хотелось броситься ей на шею, расцеловать, расплакаться у нее на плече. Вдыхать запах ее духов до потери сознания.

– Конечно, мадам.

В домик я бежала бегом: это была чистая разрядка, животная потребность задохнуться от радости, ощутить, как твердеют ноги и стучит в висках. Мне не терпелось поделиться новостью с Без-Слез, но, увы, я знала, что придется ждать несколько часов: у него в это время самая работа. Я решила пока вымыть голову. Вода в кране была холодная, но ради матери Алисы я бы вынесла и не такое.

Она ценила меня, она мне доверяла. Хотела, чтобы я чувствовала себя свободно в ее красивом доме. Хотела проводить со мной больше времени. Я начала думать, что это Алиса, где бы она ни была сейчас, приближала нас друг к другу. Это была ее воля. Даже ее план.

Без-Слез так не считал. Когда он нашел меня причесанной и принаряженной, смотрящейся в маленькое зеркальце, купленное несколько дней назад, и узнал о предложении матери, предупреждения так и посыпались.

– Ты соображаешь? Ты ведь пошла туда, чтобы узнать больше о самоубийстве Алисы. Нашла ли ты хоть что-нибудь? Нет. А теперь возбудилась, как девчонка на первой вечеринке, оттого, что ее мать взяла тебя под крылышко, – да я и не уверен, что верно выразился, потому что доверить дом на несколько лишних часов приходящей домработнице не свидетельствует, на мой взгляд, о феноменальном интересе.

Смотри, Мина: ты удаляешься от цели. Твое восхищение, твоя внезапная любовь к этой женщине – мне все это странно. А что, если она тобой манипулирует? Что, если ей это зачем-то нужно? Или, может быть, она просто хочет заполнить невыносимую пустоту? А ты и рада. Ты кидаешься, как бык на красную тряпку, не видя противника. Идешь, куда тебя поманили, не задаваясь вопросами. Отсутствие матери играет с тобой злые шутки.

Я онемела. В голове теснились мысли. Неужто правда мать для меня вытеснила дочь? Много дней Алиса жила во мне. Я просыпалась с мыслью, что она уже не проснется, ложилась с мыслью, что она уже не ляжет. Каждый увиденный цветок, каждый услышанный звук отсылали меня к ней: что бы она сказала на моем месте? Что бы сделала? Что бы почувствовала? Но с недавних пор черты ее размывались, образ мерк. Скорбь по ней уступила место лихорадочному чувству, связанному с новыми отношениями. По ночам лицо матери накладывалось на ее лицо, затмевая его.

– Остынь, – заключил Без-Слез. – Принимай факты как есть и не фантазируй. Не стремись занять место, которое тебе не принадлежит и вряд ли будет когда-нибудь предложено, как бы ты ни надеялась.

Он посмотрел мне прямо в глаза, словно хотел разбудить меня, встряхнуть, заставить реагировать. Субъективность, объективность. Алиса была не так далеко. Где же во всем этом истина? Вижу ли я лишь то, что хочу видеть? А мать Алисы – играет ли она в опасную игру? Пытается ли докопаться до меня, как я пытаюсь докопаться до нее? Что она знает, что думает обо мне, об этой ситуации? А я – не обожгу ли я крылышки, давая волю сердцу в каждый свой приход?

«Место, которое тебе не принадлежит», – повторял Без-Слез.

Пыталась ли я присвоить жизнь Алисы, раз уж она не захотела жить?

– Пора тебе внести ясность, Мина. Представь на минутку, что ты еще ближе с ней сойдешься. Что из хозяйки и прислуги вы станете подругами и в вашей дружбе не будет ничего порочного, ничего извращенного. Что же произойдет в тот день, когда она узнает о тебе правду? Она почувствует себя преданной, обманутой. Возненавидит тебя. Сочтет гнусной лгуньей и решит, что ты в ответе за смерть ее дочери. Она припишет тебе самые коварные замыслы и выставит за дверь. Хорош результат?

Серьезно, Мина, так продолжаться не может. Раскинь мозгами. Ты поклялась раскрыть тайну. Давай же, действуй, разведывай, ищи, а когда дело будет сделано, когда ты найдешь то, за чем пришла, уходи, не теряя ни секунды. Ты по жизни не домработница, не подменный ребенок, не компаньонка. Сведи счеты и возьми свою жизнь в собственные руки.

– Хорошо, – солгала я.

* * *

Снова вернулись кошмары. А ведь их не было, с тех пор как я начала работать у родителей Алисы. Мне снилось ночами, будто я просыпаюсь в постели Алисы, в мягкой постели с периной и огромными подушками. Мне снилось, будто я открываю окно, и чудесный сад раскидывается перед моими глазами, залитый солнцем. Мне снилось, будто чья-то рука осторожно касается моего лба. Мне снилось, будто мои волосы отросли и окутывают мое голое тело шелковистыми доспехами. Мне снилось, будто я – счастливый зародыш, уютно скорчившийся в животе матери, и луч света манит меня выйти наружу. Каждый вечер я засыпала, почти желая погрузиться в этот мир грез. Неудобства домика значения не имели. Я больше не ощущала ни ломоты, ни заноз и открывала глаза с чувством, что накопила достаточно сил, чтобы противостоять любым испытаниям.

Но кошмары вернулись. В тот самый день, когда состоялось последнее объяснение с Без-Слез. Не было больше ни зародышей, ни тепла, ни света. Теперь во сне я была пригвождена к полу перед большим зеркалом. Я видела в нем туманное, зыбкое отражение, призрака, черт которого было не различить. И чем больше я на него смотрела, отчаянно щурясь, чтобы уловить детали, тем больше оно отдалялось. Сердце мое бешено колотилось, дыхание сбивалось, страх нарастал, странный накатывающий страх, не смерти, но потери себя, и я просыпалась, задыхаясь, в слезах, дрожа, как лань, преследуемая сворой собак, моля о спасении, о помощи, о протянутой руке!

Под глазами у меня залегли черные круги, щеки ввалились. Мать Алисы встревожилась: вы, наверно, слишком много работаете, Анжелика. У вас еще много мест, кроме нас?