Как показали дальнейшие события, я оказался прав на все сто процентов. И когда к полудню караван достиг предполагаемого места засады и остановился на днёвку, к нам с Татаринцевым поспешил радостный Астахов, который командовал операцией по обезвреживанию обнаруженных разбойников.

– Мечник, ты как догадался, где засада будет стоять?!

– На карту посмотрел и прикинул, где бы сам засел. Ничего нового, старый как мир приём, поставить себя на место противника. Как всё прошло?

– Отлично. Не доезжая два километра до места, спешились и обошли противника с тыла. Разбойники отдыхали, а мы как на учениях отработали, часовых и дозорных вырубили, а остальных на месте их стоянки повязали.

– И много их было?

– Мы насчитали тридцать пять рыл и вроде никого не упустили. Они сейчас на развалинах возле родника сидят.

– Что с оружием?

– Всё как Андрей говорил, – Астахов посмотрел на Татаринцева, – обрезы винтовок, несколько пистолетов, полтора десятка охотничьих гладкоствольных ружей и два в хлам убитых «калаша». В общем, даже если бы мы их сейчас не повязали, то и потом, на дороге, отбились.

– Отбиться одно, а пуля – дура, случайно может и профессионала свалить. Ладно, пойдём к пленникам. Ты их уже допрашивал?

– Когда? Полчаса только, как работу закончили.

– Пошли пообщаемся с работниками ножа и топора, романтиками с большой дороги. – Мне вспомнилась старая песенка, сохранённая на одной из моих флешек, и через тропинку, протоптанную в зарослях боярышника, сопровождаемый Астаховым и Татаринцевым, я направился к ферме.

Разбойники, которых захватили наши воины, со связанными за спиной руками сидели на бетонной площадке в центре развалин и, испуганно разглядывая трёх охранников, карауливших их, ожидали решения своей участи. Главаря я определил сразу – мощный костистый мужик с аккуратной короткой причёской, по сравнению с другими пленниками одет очень неплохо, в чистый и пару раз штопанный маскхалат, а на ногах – добротные армейские ботинки. В общем, отличался он от своих подчиненных очень сильно, и, кроме того, его выдавало то, как на него смотрели остальные разбойники. Видимо, для них он был личностью авторитетной, и они надеялись, что вожак сможет как-то мирно разрешить вопрос с их пленением.

Ногой, обутой в кожаный сапог, удобный для верховой езды, я подкатил к главарю чурбак, лежащий неподалеку, и, присев рядом, спросил его:

– Ты кто, мил-человек?

– Дед Пихто, – пробурчал он сквозь зубы.

– Кто заказал нападение на наш караван?

– А то ты не догадываешься, купец.

– Конечно догадываюсь. Однако от твоего ответа зависит твоя жизнь, и потому имя заказчика хотелось бы услышать именно от тебя.

– Бусин, бургомистр Новошахтинска.

– Ответ правильный, только вот что с вами всеми делать, не совсем понятно. У вас деньги или добро ценное есть, чтоб жизни свои никчёмные откупить?

– Нет. – Разбойный вожак помотал головой. – Всё, что с дороги имели, на пропитание своих семей тратили.

– Хреново! – протянул я.

– Однозначно, – поддержал меня он.

Я решил, что с принятием окончательного решения по банде торопиться не стоит, и продолжил разговор:

– Где ваша база?

– На речке Керета, хутор Бурбуки, это километров двадцать от этого места. – Разбойник оглядел своих подчинённых и добавил: – Здесь всё взрослое мужское население нашего поселения, а я хуторской староста.

– Чего же вас на большую дорогу потянуло, староста?

– Голодно, царские чиновники всё, что было, ещё по осени забрали и даже скотину, которую мы в дальних балках спрятали, и ту нашли.

– Так уходили бы на Ростов, там вам и работа нашлась бы, и на пропитание заработали.

– Не получилось. В то время у бургомистра за долги несколько наших людей в заложниках находилось, и если бы мы ушли, то им бы худо пришлось.

– Понятно, тебя ограбили, и ты решил других людишек грабить. Так получается?

– Ну да, – согласился он.

– Как думаешь, что я с вами должен сделать, староста?

– Вариантов только два: или всех нас перебить, или отпустить.

– А если властям в Должанском сдать?

– Это всё одно что отпустить. – Староста весело усмехнулся.

– Ты чего веселишься? Сейчас ваша судьба решается, а ты ха-ха ловишь, нервный, что ли?

– А чего мне, плакать? Как будет, так тому и быть, погуляли хорошо, а теперь, когда мы заказ не отработали и всего оружия лишились, бургомистр нас всё одно со свету сживёт.

– Сколько душ на грабеже погубили?

– Ни одной, – вожак помотал головой, – грабить грабили, было такое, а на смертоубийство в первый раз пошли.

– Людей на хуторе, помимо вас, сколько проживает?

– Почти две сотни, хутор у нас большой.

Встав с чурбака, я прошёлся по бетонной площадке, пошевелил носком сапога травку, которая уже прогрызала цемент, подумал, и, решив, что лишней крови мне не надо, вернулся к старосте, и спросил:

– Если я вас отпущу, на Ростов уйдёте?

– Теперь – да. – Голос вожака звучал уверенно и твёрдо.

– Поверю тебе и освобожу вас. Однако, когда буду возвращаться, проверю, ушли вы из своего посёлка или нет. Узнаю, что ты меня обманул, не поленюсь, день потрачу, а выжгу ваше гнездовье дотла. Как понял?

– Всё ясно, условия принял. Через три дня нас здесь уже не будет. Только…

– Что «только»?

– С левого края два мужичка сидят, ваши бойцы у них «калаши» отобрали, так они не наши, а контролёры со стороны Бусина. Нам с ними не по пути, сдадут.

– Сами разберётесь, не дети малые и не институтки. Захотите новую жизнь начать, прикопаете их в ближайшей роще. А нет, как я и сказал, вернусь и проверю вас.

– Лады, – кивнул староста и представился: – Меня, кстати, Константин Азов зовут, и то, что ты нас отпустил, мы запомним.

Через полчаса днёвка была окончена, и караван снова тронулся в путь-дорогу. Где-то позади остались жители хутора Бурбуки, которых развязали и отпустили на все четыре стороны, а я ехал на добром полукровном жеребчике, покачивался в седле и думал о том, что ещё один день моей жизни прожит не зря. Вроде бы мелочь, случай в дороге, а в то же время оттого, что не пришлось кровь лить, настроение было хорошим, а на душе легко.

Один из давних писателей сказал: тиха украинская ночь, и сейчас, сидя у костра, я понимал его очень хорошо. Ни шороха постороннего, ни шума, только треск сучьев, пожираемых прожорливым пламенем, да всхрапывающие неподалеку кони нарушали её. Конечно, в степи очарование местных ночей проявляется более явно и чётко, чем в городе, но и здесь не отравленный выхлопными газами воздух был неповторим и напоен ароматами трав и деревьев, какие растут только в этих краях.