И надо всем этим стоял еще и раскол ислама. Он создавал внешнюю видимость строгого единства, имел жесткие правила, касавшиеся даже таких вещей, как использование левой руки в интимные моменты – но на практике все больше и больше расходился, особенно в Турции, где столкнулось внешнее влияние и старые традиции. Существовали религиозные братства – сектами их называть было бы неправильно, потому что теологических различий между ними не было. Они активно сопротивлялись мрачному, обязательному и подавляющему миру официального ислама. Братство Бекташи имело вес на Балканах и в среде янычар, оно разделяло терпимое отношение к алкоголю. Братство Мевлевис, самое гуманистическое, вернулось к учению великого Мелване (Руми). мудреца XIII века, который проповедовал понимание человеческих слабостей и создавал прекрасные стихи (он также является создателем братства «танцующих дервишей»).

Но существовали и другие общества, такие, как Кадизадель, считающие, что если империя не процветает, то это происходит потому, что не соблюдаются правила ислама. Позднее правителям, пытавшимся проводить реконструкцию, пришлось бросать силы на подавление этих фанатиков.

Ахмед I стал последним султаном великой эпохи, но теперь все больше проявилась тенденция ориентироваться на нормы и законы ислама – иначе как при возникновении бунтов и восстаний типа мятежа Селали и на фоне новых успехов Персии на востоке можно было контролировать страну? В начале XVII века султанами начали становиться крайне набожные люди, и империя постепенно превращалась во все более исламскую. Из библиотек исчезли греческие книги, а девять из десяти и так уже немногих публиковавшихся книг касались религии: скучные богословские трактаты и жизнеописания святых, как и у контрреформационного католицизма. И, как в католической Европе того времени, множество нахлебников роились вокруг религиозных фондов. А такие фонды росли как грибы: поскольку только они могли спасти средства от хищных лап государства, богатые вкладывали свои деньги туда, где они ничего не создавали.

В XVIII веке Неаполь, в котором проживало 5 % всего населения империи[22], состоял в основном из монахов и монахинь, и Османская империя также рисковала превратиться в огромный Mezzogiorno (то есть Юг Италии). В итоге производящая часть империи все больше состояла из религиозных меньшинств и иностранцев, защищаемых их консульствами и действием норм, более известных как Капитуляции (от латинского capita, означающего «голова», «соглашение»). Законы шариата, по которым, как предполагалось, жила империя, не могли применяться к людям с абсолютно различными привычками, традициями и отношениям к имуществу и капиталу – например, банковскому делу (которое пыталась запретить и контрреформация: монахи захватывали ссудные кассы и переименовывали их в «Горы Благочестия»).

Когда Ахмед I умер, реальная власть оказалась в руках его властолюбивой матери. Ненадолго на престол взошел умственно немощный Мустафа, правивший в 1617–1618 годах, прежде чем янычары запихали его назад в «клетку». Осман II, юный сын Ахмеда, правивший в 1618–1622 годах, победил при помощи романтической идеи реформ и обещания двинуть войска в бой, на этот раз против поляков в споре за Черное море. Он знал, что янычары превратились в проблему, и подумывал о переносе столицы в Каир. Но его кампания на Черном море прошла неудачно, казна оказалась пуста, и янычары с помощью улема снова посадили на трон Мустафу. Османа оскопили и очень жестоко убили; это стало первым свержением османского султана.

Мустафу свергли годом позже, и мать предприняла все усилия, чтобы возвести на трон одиннадцатилетнего Мурада IV (правил с 1623 по 1640 год). Но с двадцати лет новый султан начал проявлять свою волю, хотя и умер в возрасте двадцати семи. Это был великан, которому сопутствовала военная удача. Если султан обладал силой воли и жестокостью, он мог как минимум контролировать возникновение внутренних проблем, а империи необходимы были финансы, растрачиваемые на бесчисленных придворных прихлебателей и на жалованье янычарам – которые все меньше стремились на войну, а вместо этого занимали государственные должности. Были введены дополнительные налоги, и внутренние проблемы на какое-то время отступили.

Мураду IV в каком-то смысле повезло: Австрия увязла в Тридцатилетней войне, и он смог сосредоточиться на борьбе с Персией. В 1638 году он вернул Багдад – еще один поворот в вопросе, кто будет главой ислама. Ислам расширял свою власть и в других направлениях. Были введены законы, требовавшие от христиан и евреев демонстрировать свою конфессиональную принадлежность: предполагалось, что греки обязаны носить синюю обувь, а армяне – красную, и эти законы какое-то время проводились в жизнь.

Кроме того, этот султан запретил алкоголь – неудачная идея, когда нужно управлять империей. (Ахмед I как-то казнил одного человека, пойманного курящим, но Мурад IV казнил за это тысячи.) В итоге Мурад IV умер от болезни примерно через год после возвращения из Багдада, и проблемы вскоре начались снова.

Наследник Мурада, его брат Ибрагим, был ленив и предпочитал потворствовать своим слабостям; он развлекался в своем гареме, оставив государственные дела на фаворитов и свою мать, которая занималась интригами с дворцовыми евнухами – карикатурная картина восточного деспотизма. Теперь великие визири, представлявшие султана в правительстве, могли собирать огромные состояния, и единственной возможностью для слабого султана хоть как-то контролировать их были периодические и непредсказуемые чистки, которые позволяли также избавиться и от их прихлебателей.

За двенадцать лет в империи сменилось восемнадцать великих визирей – четверых казнили, одиннадцать сместили, двое сами подали в отставку, и только один умер в своей постели в должности. В 1648 году Ибрагим сам был свергнут и казнен с ведома и согласия его матери; ему наследовал шестилетний Мехмет IV, правивший с 1648 по 1687 год. Но у этого султана также оказалась волевая мать, в конце концов она удавила мать Ибрагима.

То был мрачный период, так как каждая перемена в канцелярии означала появление новой клиентелы, пробивавшейся к административным должностям. Дела еще более ухудшились из-за того, что Ибрагим легкомысленно позволил себе напасть на венецианский Крит, положив начало очень долгой, дорогой и бессмысленной войны – которая, правда, в конце концов познакомила Турцию с оливковым маслом.

В 1640 году правительство имело 60 000 чиновников на жалованье, а к 1648 году их стало уже 100 000; вдобавок существовал громадный дефицит бюджета из-за мятежей янычар. Кроме того, население Константинополя было в ярости от того, что ему платили медными деньгами, а выплата налогов от него ожидалась серебром. В 1651 году это чуть было не вызвало мятеж гильдий. Этот хаос заставил мать Мехмета IV предпринять неожиданный шаг. В 1656 году она назначила великим визирем Мехмета Копрулу – семидесятилетнего албанца, честного и опытного, который принял канцелярию при условии дать ему полную свободу рук. Он и его сын, Фазиль Ахмед, исполняли дела до 1676 года, после чего на эту должность пришел другой Копрулу – Кара («Черный») Мустафа Мерзифон.