Катя не была во вкусе Димы и не была похожа ни на одну из его красивых кукол.

И Катя не дала собой воспользоваться.

И именно это заставило моё сердце трепыхаться с особенной скоростью спустя каких-то пару недель общения с ней.

Я влюбился как придурок, при этом понимая, что на сердце её я претендовать не имею права после всего, что сделал. Я отдаю себе отчёт в своих действиях и понимаю, что так поступают только ублюдки, но…

Я же и есть ублюдок.

Но только больше не хочу быть им.

И именно поэтому я остался с Димой, чтобы спокойно с ним поговорить. Поговорил, согласился со всеми словами и… попросил прощения. Я не знаю, меняет ли так любовь, но я правда понял, что так жить больше нельзя.

***

Катя

Хожу вокруг спящих в объятиях друг друга на моём диване близнецов и пытаюсь не смеяться в голос от такой умилительной картины. Эти два пьяных придурка перебудили ночью весь подъезд, воспевая мне серенады под окном. Я честно старалась игнорировать, ну мало ли Кать в доме живёт?! Только когда ко мне в квартиру начала ломиться баба Нина с палкой в руках и отборным матом, я поняла, что свою жопу всё-таки надо спасать, и затащила придурков в квартиру под громкий хохот Аньки из трубки.

Они вручили мне жизнью побитый букет цветов, хотя видно, что они купили его в цветочном, а не содрали с соседской клумбы. Просто, видимо, эти два тела не могли идти ровно всю дорогу и частенько падали, от чего страдал мой букет.

Но это не помешало мне поставить его в вазу и постараться привести в человеческий вид.

В конце концов, цветы не виноваты, что их дарители — близнецы-кретины.

Они правда пытались мне что-то говорить, и я даже пару раз разобрала слово «извини», но это было так невнятно, пьяно и смешно, что я тут же уложила их спать, накрыв одним пледом на двоих. Уже через минуту по квартире разнесся храп двух пьяных братьев. Докатилась…

Утром я встала раньше них, естественно, мне вообще кажется, что эти идиоты после такой пьянки могут проспать до вечера. Позвонила Аньке, которая обещала скоро заехать, и ходила по дому на цыпочках, чтобы не разрушить братскую идиллию. В конце концов, что бы там ни случилось между нами, я несказанно рада именно их примирению. Не понимаю, как можно враждовать столько времени, являясь родными. И если их перемирие не результат пьянки, а то, что останется навсегда, я на самом деле буду очень рада.

Но сейчас уж полдень, Анька уже больше часа сидит на моей кухне, распивая любимый кофе с молоком, а эти олухи как спали, так и продолжают мирно спать, обнимаясь и сладко сопя. Сладко? Ну, допустим.

— Разбуди, — хохочет Анька, кивая в сторону комнаты, где сейчас располагается сонное царство, — а то пока они встанут, проснутся, очухаются, пройдут ещё сутки, и ты их вообще никогда не выгонишь. Хотя, если ты приняла предложение забрать себе сразу двоих, то…

— Нет! — перебиваю и почему-то немного смущаюсь, хотя не понимаю почему. — Я их по одному с трудом перевариваю, а ты мне двоих сразу впарить пытаешься? Ну нет, спасибо. Забирай ты одного!

— И какого мне отдашь? — она тут же цепляется за мысль, прищуривается и прикусывает губу, ожидая ответа, а я зажмуриваюсь: вот бестолочь. Это же она ждёт ответа, чтобы понять, кого из них я готова отдать, а кого себе оставить? А что, если я вообще всех отдать готова? Мне это семейство уже хуже кости в горле, честное слово.

— Всех забирай, — киваю, делая глоток любимого чая. — И одного, и второго. Живите втроём, как ты и говорила, и будет вам счастье. Может, тебе удастся с ними найти общий язык, а я не умею.

— Ты не умеешь? — Аня смеется, запрокидывая голову и как-то странно смотрит на меня. — Катюш, ты шутишь? Рядом с тобой почти двадцать четыре на семь вьётся главный бабник нашего потока, который у девчонки больше одного дня не задерживается. И пусть он называет тебя своим другом — ты, вообще-то, такой первый друг у него. Он защищает тебя, с ним ты даже одеваться стала иначе и распускать волосы! Второй вообще влюбился, будучи самым чёрствым в мире придурком. Только общаясь с тобой, они помирились и спят там сейчас, как два суриката в брачный период! И ты говоришь, что не можешь найти с ними общий язык? Просто определись, кто тебе больше нравится, намекни ему, и всё, будешь счастливой девушкой заботливого парня.

— Хорошо говоришь, конечно, — задумываюсь, но не могу поверить в сказанное. Ну не волшебница же я, в конце концов, чтобы такие изменения из-за одной меня происходили. — Но только никто из них мне не нравится, и отношений я вообще-то совершенно не хочу.

— Ну-ну… — эта засранка как-то слишком хитро мне подмигивает и встает из-за стола, тут же уходя в комнату, прекращая разговор.

Ну и что значит это твоё «ну-ну»?

Блин, что за стереотипы? Если мы общаемся с (хрен с ним, пусть с двумя) парнями, то мне обязательно кто-то должен нравиться? Я абсолютно верю в дружбу между мужчиной и женщиной и думаю, что с Димой у нас точно взаимная дружба. А с Андреем… Ну, пока какая-то хрень, если честно. Я ещё сама ни черта не понимаю.

Иду за Аней, которая явно решила разбудить близнецов, чего делать я не спешила. Почему? Да я боюсь! Вот так банально трушу, да. Вчера я выгнала их, потому что видеть не хотела. Они оба меня обидели, устроили драку, напугали до чёртиков. Я была рада отдохнуть от их компании, правда, но два пьяных тела, завалившихся ко мне ночью, все эти великолепные планы нарушили.

И пока они спали, я хотя бы немного отстранялась от их присутствия в моей квартире, делая вид, что их тут нет. А сейчас они проснутся, и хрен знает вообще, что будет. А если перемирие было исключительно пьяное и они опять решат драться? Я ж их тогда точно в окна повыкидываю и даже глазом не моргну, доведут ведь!

— Проснись и пой, красавчики! Солнце давно встало, вам тоже пора, — Аня смеётся и сдёргивает плед со стонущих мужиков, которые начинают шевелиться как новорожденные щенки в картонной коробке. Один вытягивает лапу руку, задевая другого по носу, а тот попадает первому по животу. Умора.

— Как же болит голов-а-а-а, — стонет Андрей, нажимая пальцами на виски, и с трудом открывает глаза, сильно-сильно щурясь.

— Плюсую, братишка, неистово просто, — Дима поддакивает, и так же пытается разлепить веки, приподнимаясь. — Убери ногу, тяжёлый ты просто пиз… Пардон, тут дамы, — доходит до него, когда глаза таки открываются. — Короче тяжёлый, да. Свали, Андрюх.

— Так туловище своё убери, я и свалю. Доброе утро.

На нас с Аней с дивана смотрят два Домовёнка, серьёзно. Сонные, прищуренные, растрепанные, помятые, смешные до ужаса. Но, кажется, всё ещё дружные. Это радует.

На самом деле, сложно понять, как можно забыть все то, что было между ними, и так быстро простить. Но я понимаю. У родных это проще, и так и должно быть, мне кажется. Когда человек действительно признает свою неправоту, ему обязательно нужно давать шанс на исправление. Потому что родные люди — они выше всего. Меня так воспитали. И брат мой, живущий уже много лет в Италии, любимый всем моим сердцем. Я так сильно по нему скучаю, что всё на свете бы отдала за простые обнимашки хотя бы на пару минут, правда. Поэтому и на вражду этих придурков смотреть было больно. А сейчас улыбаюсь. Нравится мне, когда мирно всё.