Мысленно прокручивая возможные действия милиционеров, он прилег на диван, пристроив под изголовье подушку. В теле ощущалась некоторая напряженность от этого ожидания. «А как все было хорошо: море, солнце и золотой горячий песок, при этом никуда не надо торопиться, никаких тебе встрясок — отдыхай и наслаждайся жизнью. И надо же было такому случиться, что меня оторвали от всего этого и бросили в грязный омут с чертями…» — думалось Эди, расслабленно лежащему на диване.

Скорее почувствовав, чем услышав быстрые шаги людей в сапогах по мягкой коридорной дорожке, он сначала напрягся, хотел присесть, но неожиданно для себя принял решение остаться в прежнем положении, чтобы исключить возможную агрессию со стороны милиционеров.

Дальнейшее развитие событий происходило динамично — четыре милиционера с пистолетами в руках ворвались в номер и с руганью набросились на лежащего на диване Эди, один даже пытался садануть его по голове рукоятью пистолета, видимо, чтобы оглушить, но промахнулся, так как задерживаемый удачно отвел удар. Наконец-то, почувствовав, что «преступник» особо не сопротивляется, кто-то скомандовал: «Не бить, руки за спину и в браслеты!» После чего Эди раздраженно проговорил:

— Товарищи, да что происходит, вы меня с кем-то перепутали, прекратите это безобразие.

— Я тебе дам, мразь, ишь ты — перепутали, нас не проведешь, это ты стрелял в наших людей, вставай и не вздумай пытаться бежать, застрелю как бешеную собаку, — прокричал ему в ухо старший лейтенант и тут же скомандовал своим товарищам: — Обыскать тщательно, у него может быть ствол.

— Да нет у меня никакого ствола, я мирный человек, я историк.

Тем временем один из милиционеров торопливо обшарил его сумку, разбросал постель, не забыв прощупать подушку и матрас, заглянул в пустой шкаф за телевизор и удивленно выпалил: «Ствола нет, может, в другом месте припрятал, бандюга, но ничего, мы сейчас разберемся…» И со словами: «А ну! Признавайся, ублюдок, где спрятал оружие», — внезапно изготовившись для нанесения удара, шагнул к Эди, полулежащему на диване с загнутыми за спину руками в наручниках. Опрокинутый молниеносным пинком в живот милиционер тут же упал. Даже придерживающие Эди сотрудники толком не поняли, что произошло, но на всякий случай вновь навалились на задержанного.

«Отставить! — резко скомандовал старший лейтенант, чтобы не допустить избиения задержанного, памятуя об инструктаже замминистра. — Ведите его к машине. — Затем недовольным голосом бросил в сторону пострадавшего: — А ты чего, не смей размахивать кулаками, бери сумку и следуй за нами».

Спустя несколько минут Эди грубо затолкали в подъехавший ко входу воронок и увезли в отдел.

Артем и Николай, наблюдавшие этот неприятный эпизод из машины с противоположной стороны улицы, дождавшись, когда воронок отъедет подальше, поехали к Тарасову.

Когда возмущающегося Эди заводили в отдел, кто-то из дежурного наряда ткнул его кулаком в губу, которая начала кровоточить. Все это произошло на глазах начальника, который буквально опешил от увиденного, но тут же, взяв себя в руки, прокричал:

— Сержант, что ты позволяешь себе, я отстраняю тебя от несения службы за избиение задержанного, завтра с утра ко мне.

— Товарищ начальник, этот бандюга загубил жизни… — начал оправдываться он.

— Молчать, скотина, убирайся с глаз долой, иначе я тебя самого засажу вместе с ним в обезьянник, — с металлом в голосе произнес начальник, а затем, поручив оперативному дежурному сообщить ему, когда завершится оформление задержания Атбиева, направился в свой кабинет, где его ожидал замминистра.

Между тем Эди освободили от наручников и, дав бинт, втолкали в обезьянник. А он, периодически вытирая сочащуюся из поврежденной губы кровь, настойчиво пытался объяснить дежурному, что он не преступник, что он приехал в Минск к своему коллеге историку.

— Хватит мне лапшу на уши вешать, — не выдержал дежурный, — таких как ты историков я на своем веку много повидал. Знай, тебе повезло, что сейчас перестройка пошла, и потому с такими, как ты, бандюгами приходится в цацки играть, вместо того чтобы трясти как следует.

— Товарищ майор, отведите меня к начальнику, я же говорю вам, что здесь какая-то трагическая ошибка произошла — я на самом деле не тот, за кого вы меня принимаете. Я историк и в Минск приехал к своему товарищу, — не унимался Эди, перед которым стояла задача хоть таким образом здесь засветиться.

— Тамбовский волк тебе товарищ, вы только посмотрите на этого интеллигента. Уймись, гад, надоел. Может, кто в обезьяннике угомонит его? — нервно крикнул дежурный из-за стола, вызвав тем самым смех у сотрудников дежурного наряда.

— Гражданин начальник, я с удо-воль-стви-ем превеликим, если волю дашь. Ты же знаешь, что я не замаран, — развязно пропел кто-то с нар.

— Вот, если не прекратит, тогда в свое удовольствие и повлияй, правда, выпустить не могу, но по сигарете на харю дам.

Эди, бросив оценивающий взгляд на сидевших на нарах четырех неухоженных типов, среди которых выделялся один плотным телосложением, вновь повторил свои слова, дополнив их требованием предоставить ему адвоката.

Дежурный бросил в его сторону тяжелый взгляд и начал активно перебирать лежащие перед ним бумаги, что должно было означать для «добровольца», мол, можно действовать.

— Ну что, интеллигентик, ты попался, — прогоготал крепыш с нар. — Готовь начальник курево, этот фраер сейчас успокоится, только пусть твои сотоварищи сюда зенками не светят.

— Мы вас в упор и так не видим, — пошутил дежурный, продолжая свое занятие.

Эди, знавший, что дежурные наряды милиции нередко применяют насилие в отношении шумных задержанных, ожидал и в отношении себя какого-нибудь воздействия типа словесных угроз или тычка дубинкой в живот через решетку, но никак не откровенного провоцирования на избиение сокамерником. «Надо же, дежурного не удерживает от нарушения нормы закона и присутствие в отделе заместителя министра, неужели все так плохо?» — подумал он, по-прежнему продолжая стоять спиной к надвигающемуся на него крепышу. «Скорее всего, это стало неписаной нормой, нежели исключением», — решил Эди и, дождавшись, когда крепыш приблизится на угрожающее расстояние, резко ударил его в грудь пяткой правой ноги и опрокинул на нары.

Как не отворачивались милиционеры от обезьянника, но этот эпизод они не пропустили и, немало обескураженные увиденным, бросились к решетке.

Но возможную потасовку предупредило появление в дежурке начальника ОВД, который, мгновенно оценив обстановку, приказал привести Эди к нему для допроса, из чего дежурный сделал вывод, что на признанку «историка» будет склонять высокое начальство, и потому внутренне поругал себя за попытку «повлиять» на него через сокамерника. «Пронесло, надо же такого дылду одним ударом вырубить, а мои сгоряча пытались камеру открыть, да он бы их там поубивал, и мне пришлось бы взять на себя кровь этой мрази. После допроса его надо запереть одного под замок, подальше от греха, а то, не дай бог, этот урка еще попробует поквитаться с ним, хотя, после такого удара, да еще не глядя, вряд ли захочет, по крайней мере сегодня», — безгласно рассуждал дежурный, сопровождая злым взглядом уводимого в кабинет начальника Эди. Затем, отрешенно присев за стол, жестом руки подозвал стоявшего у решетки сотрудника.