Номеров я разглядеть не могла, а поэтому постаралась убедить себя, что это не его машина, а просто похожая. И вмятина на задней дверце, недавняя вмятина — тоже чья-то чужая, просто похожая. И круглый плюшевый апельсин с глазами — талисман, который я сама ему подарила на прошлый его день рождения, подвешенный у переднего стекла, яркий-яркий апельсин — тоже чей-то чужой, не его, не тот, который я подарила.

Я села в свою «Оку» и собралась было уже запустить двигатель, но в этот момент увидела его. Он шел к машине. Рядом с ним, держа за руку, шла женщина, а в другой руке у женщины был жираф. Точно такой же жираф, родной брат того жирафа, что лежал сейчас в моем багажнике в компании грузовика с красным кузовом.

Женщина открыла заднюю дверцу его машины и посадила жирафа на заднее сиденье. Захлопнула дверцу, повернулась к нему. Обхватила руками за шею, и они начали целоваться. Мимо шли люди, но они не обращали внимания на людей. Они целовались. Они целовались ужасно долго — в тот момент мне снова показалось, что время остановилось, и я успела подумать о том, что напрасно потратила деньги, накупив подарков детям, которые обманули меня. Потому что на самом деле над временем ничто не властно, даже дети, которые катаются на качелях и смеются.

Хотя ведь дети катались на качелях раньше. Еще до того, как время остановилось во второй раз.

Наконец они перестали целоваться. Он обошел машину и сел на переднее сиденье. Она открыла дверцу и села рядом. У нее были длинные каштановые волосы, длинные ноги в черных сетчатых чулках и длинные черные сапоги выше колена.

Плюшевый оранжевый апельсин слегка качнулся, чему-то удивившись.

А я поехала за ними.

Не знаю, почему я это сделала. Тогда я плохо соображала и плохо себя контролировала. Это был следующий стежок на полотне, следующая неизбежная случайность. Но тогда я еще не знала об этом. Я думала, что поехала за ними потому, что не смогла придумать ничего другого. У меня было мало времени для размышления — возможно, будь его больше, я развернула бы машину в противоположном направлении.

Возможно, тогда мы с тобой и не встретились бы.

Кто знает, что было бы, если бы я развернула машину. Как бы все сложилось. Мне не хочется думать об этом. В тот вечер, чуть позже, я стала фаталисткой, я свалила всю ответственность на судьбу и придумала для себя, что это судьба так распорядилась. Иногда приходится перекладывать ответственность на чьи-то чужие плечи, и плечи судьбы для этой цели самые подходящие. Потому что судьба никогда не станет жаловаться и не станет говорить о том, что ей тяжело с этим жить.

Я ехала за ними, держась на приличном расстоянии, как заправская сыщица. Хотя едва ли мне стоило тревожиться — он видел мою машину всего однажды, в полутемном гараже, и даже точно не знал, какого она цвета. Я ехала за ними сперва по городу, сходя с ума на каждом светофоре, который отдалял от меня его серебристую «тойоту». Я ужасно боялась упустить их из виду. Потом светофоры кончились, и город кончился тоже, и началась полупустая трасса — теперь мне уже было труднее оставаться незамеченной, поэтому я просто увеличила отрыв, позволил «тойоте» превратиться в точку на горизонте. Но я неотрывно следила за этой точкой, я чувствовала невидимый трос, который соединяет нас и теперь уже не позволит им уйти от преследования.

Трасса была знакомой. По ней мы тысячи раз ездили вместе в его машине на его дачу. У него, вернее, у его родителей была дача. Родители бывали на даче по выходным и по средам, выращивали огородные культуры, а мы приезжали по будням только для того, чтобы заняться любовью прямо на помидорных грядках или на огромной самодельной кровати на верхнем этаже или просто нажарить шашлыков и выпить пару бутылок вина. «Земфира» — так называлось вино, которое мы пили в последний раз. Месяц назад, может, чуть больше. Сентябрь выдался холодный, но в доме был настоящий камин, и мы пили вино «Земфира» прямо на кровати, совершенно раздетые, по половинке фужера в промежутках между приступами страсти.

Я чувствовала во рту терпкий вкус вина «Земфира», которое мы пили на даче в последний раз, и слышала, как потрескивают в камине дрова.

Я еще тогда перестала бояться ангины и старости.

А смерть представилась мне в виде прекрасной танцовщицы в ярко-красном, развевающемся на ветру платье. Я бы выпила с ней тогда пару бокалов вина и порассуждала о странностях судьбы, если бы только могла оторвать руки от руля. И если бы не жираф, который лежал в багажнике. Он бы, наверное, испугался смерти, не заметил бы ее красивого красного платья и доброй улыбки на лице…

Но смерть, как заправский алкоголик, решила сообразить бутылочку вина на троих. Вдвоем со мной ей пить было неинтересно. Она разлила прозрачную розовую жидкость по бокалам, заранее зная, что этот тост будет последним.

Смерть в этом деле настоящий профессионал, она всегда знает, какой тост будет последним. Она произносит его с лучезарной улыбкой на губах, и в этот момент она кажется просто обольстительной.

«Ваше здоровье»? Кто знает, что взбредет ей в голову. Возможно, этот последний тост звучал именно так.

Его «тойота» врезалась в «КамАЗ», несущийся по встречной полосе. Они умерли мгновенно — и он, и она. В тот момент, когда я остановила свою машину рядом с тем, что осталось от «тойоты», оба они были уже мертвые. Водитель «КамАЗа» стоял рядом и грязно матерился, потому что сначала не мог понять, как все это могло произойти. А я догадывалась. И мне почему-то было не страшно подойти близко-близко и увидеть ее мертвую голову, лежащую на его мертвых коленях. И его мертвые пальцы, запутавшиеся в ее длинных каштановых волосах.

Я знала, почему он не справился с управлением. Он всегда любил такие штучки и часто просил меня об этом, но я ведь была правильной и ужасно боялась, что может случиться авария. Теперь я искренне надеялась, что любовный экстаз застиг его хотя бы на пару секунд раньше, чем смерть. А страха перед смертью он испытать не успел.

Я была за него почти рада. И в тот момент вдруг вспомнила про жирафа, который лежал у меня в багажнике. И некстати подумала о том, что Дениска, наверное, уже не гуляет на улице, мама Галя увела его домой, а он так и не дождался от меня подарков. И желтая девочка ушла домой тоже, и теперь я вряд ли смогу подарить ей желтого жирафа, потому что не знаю ни имени этой девочки, ни ее адреса.

Я думала об этом так напряженно, что даже не слышала криков водителя «КамАЗа», я так сосредоточилась на своих мыслях, что даже не видела, что происходит вокруг.

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Минуту, час, день или месяц. В тот вечер время уже не в первый раз затевало со мной свои странные игры.

А очнувшись, я вдруг увидела тебя. Я смотрела на тебя равнодушно и не могла понять, откуда ты здесь появилась. Мне как-то не приходило в голову, что в водительской будке «КамАЗа» мог находиться пассажир.

Я смотрела на тебя совершенно равнодушно. Ты даже немного раздражала меня, ты была совсем ни к чему, ты была лишняя…