Но ученые обнаружили, что кое-какие вещи действительно имеют значение для счастья. Самая важная из них – удачный брак.

Именно такой брак был у Харри. Это звучало настолько банально, что он смеялся, когда порой формулировал для себя или, что случалось реже, для очень немногих людей, которых он называл друзьями и с которыми тем не менее почти не общался: «Нам с женой хорошо вместе».

Да, он держал счастье в руках. Если бы он мог, то с большим удовольствием произвел бы операцию «копировать-вставить» с теми тремя годами, что прошли с их свадьбы, и заново проживал бы каждый день. Но так ведь нельзя, и, наверное, именно это являлось причиной небольшого беспокойства, которое он испытывал, несмотря ни на что? Беспокойства из-за того, что время невозможно остановить, что происходят события, что жизнь – как дым от сигареты, который будет двигаться даже в плотно запечатанной комнате, будет меняться самым невообразимым образом. А поскольку сейчас у него все великолепно, значит любая перемена ухудшит ситуацию. Да, так обстояли дела. Счастье – это как передвижение по тонкому льду: лучше уж плыть в холодной воде, мерзнуть, стараться выбраться, чем стоять и ждать, когда провалишься. Поэтому он начал программировать себя на более раннее пробуждение, чем требовалось. Как сегодня, когда его лекция о расследовании убийств начиналась в одиннадцать часов. Пробуждение только для того, чтобы было время полежать и ощутить это необычное счастье, пока оно существует. Он отогнал от себя образ того, кого не поймали. Харри не отвечал за это. Это не его охотничьи угодья. И человек с лицом демона все реже и реже появлялся в его снах.

Харри выскользнул из постели тихо, как только мог, хотя дыхание жены уже не было равномерным и он догадывался, что она лишь притворяется спящей, потому что не хочет ему мешать. Он натянул брюки, спустился на первый этаж, положил капсулу с ее любимым кофе в эспрессо-машину, налил воды и открыл маленькую баночку растворимого кофе для себя. Он покупал маленькие баночки, потому что свежий, только что открытый растворимый кофе очень вкусен. Включив чайник, Харри всунул босые ноги в ботинки и вышел на крыльцо.

Он втянул в себя резкий осенний воздух. Ночи здесь, на улице Хольменколлвейен в расположенном на холме районе Бессеруд, стали уже совсем холодными. Харри посмотрел вниз, на город и фьорд, по которому все еще сновали парусные лодки, казавшиеся белыми треугольниками на синей воде. Через пару месяцев, если не через несколько недель, здесь, наверху, выпадет первый снег. Но ничего страшного, ведь этот большой, покрытый коричневой морилкой бревенчатый дом был построен для зимы, не для лета.

Харри закурил вторую за день сигарету и пошел по крутой, покрытой гравием подъездной дорожке, высоко поднимая ноги, чтобы не наступить на развязанные шнурки. Он мог бы надеть куртку или хотя бы футболку, но в том и заключалась радость от возвращения в теплый дом: надо было немного замерзнуть. Он остановился у почтового ящика и вынул из него газету «Афтенпостен».

– Доброе утро, сосед.

Харри не слышал, как по асфальтированной подъездной дорожке соседа проехала «тесла». Окно со стороны водителя было приоткрыто, и он увидел фру Сивертсен, которая всегда красила волосы в одинаковый блондинистый цвет. Харри, парню из восточных районов, имевшему относительно небольшой опыт проживания здесь, на западе города, она представлялась классической женой из района богачей. Она сидела дома, имела двоих детей и двух помощников по хозяйству и совершенно не собиралась работать, несмотря на то что норвежское государство спонсировало ей пятилетнее университетское образование. Иными словами, то, что другие называли свободным временем, она называла работой: поддерживать себя в хорошей форме (Харри увидел только спортивную куртку, но знал, что под ней она носит плотно облегающую спортивную одежду, и да, она выглядела чертовски хорошо для женщины за сорок), заниматься логистикой (когда и кто из помощников по хозяйству должен заниматься детьми, а если семья собирается отправиться в отпуск, то куда: в домик неподалеку от Ниццы, на дачу на лыжном курорте Хемседал или на летнюю дачу на юге Норвегии), а также поддерживать контакты (ланчи с подругами, обеды с родственниками и потенциально полезными людьми). Но самая важная ее работа уже была выполнена: она обеспечила себя мужем, у которого хватало денег на финансирование этой ее так называемой работы.

В этом отношении Ракель капитально провалилась. Хотя она выросла в большом бревенчатом доме в Бессеруде, где люди рано учатся искусству маневрирования по жизни, и хотя она была умной и красивой и могла заполучить кого хотела, она связала свою жизнь с человеком, который раньше был спившимся следователем по особо важным делам с низкой зарплатой, а сейчас трезвым преподавателем Полицейской академии с еще более низкой зарплатой.

– Тебе надо бросить курить, – сказала фру Сивертсен, изучая его взглядом. – Больше мне нечего покритиковать. Где ты занимаешься спортом?

– В подвале, – сказал Харри.

– Вы построили там спортзал? Кто твой персональный тренер?

– Я, – ответил Харри, глубоко затянулся сигаретой и посмотрел на свое отражение в заднем окне автомобиля.

Худой, но не такой тощий, как несколько лет назад. Плюс три килограмма за счет мышц. Плюс два килограмма за счет правильного распорядка дня. Более здоровый образ жизни. Но лицо, которое он видел в отражении, говорило о том, что так было не всегда. Дельты тонких красных кровеносных сосудов на белках глаз и под кожей лица рассказывали о его прошлом, полном алкоголя, хаоса, бессонницы и вредных привычек. Шрам от уха к уголку рта – об отчаянных ситуациях и невозможности контролировать свою импульсивность. А тот факт, что он зажимал сигарету между указательным пальцем и кольцом на безымянном, потому что на этой руке у него не хватало среднего пальца, напоминал еще об одной истории убийства и мерзости, запечатлевшейся в его плоти и крови.

Он взглянул на «Афтенпостен», увидел слово «убийство» прямо над сгибом газеты, и на мгновение эхо крика снова раздалось у него в ушах.

– Я и сама думаю построить спортзал, – говорила фру Сивертсен. – Ты не мог бы заскочить ко мне как-нибудь утром на следующей неделе и что-нибудь посоветовать?

– Мат, гантели и перекладина для виса, – ответил Харри. – Вот мои советы.

Фру Сивертсен широко улыбнулась и понимающе кивнула:

– Хорошего тебе дня, Харри.

«Тесла» пошелестела своей дорогой, а он пошел обратно к дому.

Войдя в тень от больших елей, он остановился и оглядел дом. Дом был прочным. Не неприступным, нет ничего неприступного, но взять его непросто. На толстой дубовой двери три замка, а на окнах железные решетки. Господин Сивертсен жаловался. Он говорил, что дом, похожий на форт, напоминает ему о Йоханнесбурге, что из-за этого дома их безопасный район кажется опасным и цены на жилье не растут. Решетки установил отец Ракели после войны. Работа Харри в полиции однажды подвергла Ракель и ее сына Олега опасности. С той поры Олег стал взрослым, съехал от них, стал жить с девушкой и учиться в Полицейской академии. Пусть Ракель сама решает, когда снять решетки. Больше они не нужны. Теперь он всего лишь низкооплачиваемый преподаватель.