– Как же не беспокоиться! Мистер Лактон придет завтра за ответом! Полагаю, я должен буду купить это создание. Сколько он просил?

– Мистер Кит, ни в коем случае! Он сказал его светлости сто шестьдесят фунтов, но я скажу, что красная цена восемьдесят фунтов!

– Я предложу ему сто, а если он откажется, тем лучше для нас. Не могу же я сказать, что не хочу лошадь, после того как человек ждал десять дней! Я дам ему чек в мой банк! О, черт побери! Я ведь не могу этого сделать! Ну, хорошо, ты для меня сходишь в банк, Челлоу, и возьмешь деньги наличными. Я дам тебе чек. Лучше возьми двести фунтов, мне самому понадобится некоторая сумма. Смотри, чтобы тебя не ограбили!

– Это вас собираются ограбить, сэр! – сказал Челлоу с глубоким неодобрением.

– Не меня! Я покупаю лошадь от имени брата и оказываю ему услугу! – сказал Кит.

Несколько позже он отправился пешком на Маунт-Стрит, облачившись в городской костюм строгого, но модного покроя. Сюртук из превосходной темно-синей ткани Ивлин совсем недавно сшил у Уэстена и еще ни разу не надевал. Батистовая рубашка была по моде строгой, без гофрировки, но застегивалась на простые пуговицы; в жилете роскошь сочеталась со скромностью, а шляпа с высокой конусообразной тульей, надетая чуть набекрень на его блестящие кудри, была почищена щеткой и сильно отличалась от приземистой ворсистой касторовой шляпы, против которой так возражал Фимбер. Только ботфорты на нем были его собственные. Попытавшись в течение десяти минут натянуть на себя сапоги Ивлина, Кит приказал Фимберу забрать из его багажа всю обувь. Фимбер, питавший предубеждение против венского слуги Кита, с пристрастием изучал его ботфорты, но не нашел изъяна ни в фасоне, ни в ослепительном глянце. Накрахмаленные уголки воротничка рубашки были умеренной высоты, завязанный с математической точностью галстук, перчатки из собачьей кожи, элегантный брелок и тросточка из ротанга дополняли туалет мистера Фэнкота и вызвали у его мамы восклицание восторга. Подготовившись таким образом, он спокойно отправился на свидание с мисс Стейвли.

На полпути к Джон-Стрит его душевное равновесие было нарушено встречей с незнакомцем, возмущенно спросившим, почему он его не замечает. Кит выпутался из щекотливого положения, сославшись на задумчивость, но поскольку ему было невдомек, кто этот незнакомец, и он не имел ни малейшего представления о последних сплетнях, на которые сей светский франт неясно намекал, состоявшийся между ними разговор потребовал от него изрядной изворотливости. Он закончился настойчивым приглашением в тот же вечер присоединиться к друзьям Ивлина, собиравшимся вечером в гостинице Лиммера. Кит отказался под предлогом того, что обещал сопровождать свою мать на светский прием, и расстался с этим беззаботным молодым человеком, проникшись решимостью, не теряя ни минуты, искать прибежища в Рейвенхерсте. Ему стало ясно, что продолжительное пребывание в столице было не только крайне утомительно, но неотвратимо вело к катастрофе.

В доме Стейвли его встретил дворецкий, который позволил себе, насколько допускало его представление о приличиях, пожаловать его взглядом заговорщика, а затем проводил в маленькую гостиную в задней части дома. Там его ожидала мисс Стейвли, со вкусом одетая в утреннее платье из кисейного жаконэ, с закрытой шеей и застегнутыми на запястьях рукавами, украшенное по подолу широкой вышитой оборкой. Когда он церемонно наклонился к ее руке, дворецкий, наблюдавший эту сцену с отеческим и растроганным видом, издал довольно громкий вздох и удалился, бесшумно затворив за собой дверь.

В манерах мисс Стейвли чувствовалась некоторая натянутость, однако вздох дворецкого зажег озорной огонек в ее глазах и она невольно произнесла:

– Ах, Боже мой! Бедный Дарсли убежден, что он присутствует при романтической встрече! Не смущайтесь! Дело в том, что и он, и вся старшая прислуга, к несчастью, считают своим долгом бороться за то, что они называют моими интересами!

– К несчастью, – сказал он.

– О да! Я была бы чудовищем, если бы меня не тронула их преданность, но я всем сердцем желаю убедить их принять Албинию в качестве моей преемницы! Вы не можете себе представить, как это неприятно нам обеим! Они исполняют только мои приказы, они упорно приходят ко мне за подтверждением ее распоряжений. Я искренне ей сочувствую, ее положение невыносимо!

– А ваше? – спросил он, – оно выносимо?

– Да, – призналась она с кривой улыбкой, – вы это знаете! Это – именно это – и есть та причина, почему я принимаю ваше предложение, милорд!

– Во всяком случае, это откровенно! – заметил он.

Она улыбнулась в ответ.

– Мы согласились, не правда ли, что только честность с обеих сторон может сделать наш предполагаемый союз терпимым для вас и для меня? Причина, по которой вы желаете жениться, – это очень понятное с вашей стороны стремление к независимости от вашего дяди; моя же причина – это то, что я чувствую насущную необходимость уехать из этого дома – из любого дома моего отца!

– Познакомившись с вашей мачехой – продолжив с ней знакомство, – сказал Кит, ловко поправившись, – я отлично понимаю ваши мотивы и сочувствую вам!

– Нет, нет, вы не правильно меня понимаете! – сказала она поспешно. – Скорее вы должны сочувствовать Албинии! Ей должно быть действительно тяжело оказаться в доме, годами управляемом ее падчерицей почти одного с ней возраста. К тому же после смерти моей матери я была другом и в некотором роде наперсницей отца и.., и очень трудно разрывать подобные отношения. Албиния, конечно же, чувствует, что она вынуждена делить папу со мной.

– А вы?

– Да, – сказала она откровенно. – Я чувствую то же самое – может быть, даже еще острее, – и это меня очень огорчает, потому что мне никогда не снилось, что я могу быть такой гадкой. Папа чувствует себя несчастным, разрываясь между нами. Я ненавижу Албинию так же, как и она меня, и, что греха таить, я вижу, что не смогу играть вторую скрипку там, где привыкла быть хозяйкой. – Затем она добавила, стараясь свести все к шутке:

– Вы должны сделать для себя выводы, Денвилл! В последнее время я узнала о себе очень много такого, о чем и не подозревала, и пришла к печальному выводу, что я властная женщина и привыкла задавать тон!

Он ответил с улыбкой:

– Я не боюсь вас. Но скажите мне – если уж я должен это у вас спросить, – не будет ли вас раздражать жизнь в одном доме с моей матерью?

Она с изумлением взглянула на него, а затем воскликнула, поскольку ее осенила догадка:

– Об этом условии вы говорили? Боже мой, как вы могли быть таким глупым? Вы подумали, что я потребую выкинуть ее из дома? Какой же злодейкой вы меня считаете? Мою дражайшую, обожаемую крестную маму! Позвольте мне сказать, милорд, что я надеюсь, она примет меня в ваш дом с такой же любезностью, какую всегда ко мне проявляла!

– Спасибо! – тепло сказал он. – Но должен вам сказать, что она строго запретила мне даже заикаться вам о такой возможности. Она говорит, что из этого никогда ничего хорошего не выходит. На самом деле она сообщила мне, что всегда считала удачей, что ее собственные свекровь и свекор умерли задолго до того, как она вышла замуж за моего отца!