Мистер Гоббс закрыл дверь, и свет пропал. Рута снова оказалась в полной темноте, как много лет назад в сундуке. Она пыталась дышать как можно тише, хотя ей хотелось кричать изо всех сил. Шаги незнакомца гулко раздавались все ближе и ближе к ней, и Рута поняла, что он может ходить без трости. Жуткая мелодия эхом отдавалась от потолка. В этот раз он добавил слова: «Страшный Джон, Страшный Джон, в белый фартук наряжен. Вскроет горло, кости заберет и за пару камней толкнет».

У Руты застрял ком в горле. Она даже боялась сглотнуть. Старый очаг внезапно ожил, в нем загорелось пламя, которое залило комнату оранжевым светом с жутковатыми тенями.

Рута съежилась за обрывками ветхой занавески, оставшейся висеть здесь на веревке для белья с незапамятных времен, и принялась наблюдать через обрывки материи. Она не видела мистера Гоббса, но слышала его.

– …Великого Вавилона, Блудница Наряжена и Брошена в Пучину Морскую, как и вся мерзость земная. И это было пятое приношение, как пожелал того Господь Бог.

Язык Руты присох к горлу. Что-то непонятное шевелилось в темноте по углам, но как только она поворачивала голову, все исчезало. Левая нога полностью онемела.

– …И увидел я новые небеса и новую землю, прежние земля и небо ушли в небытие, и моря не стало. И я, Джон, увидел святой город. Новый Иерусалим, что спускался прямо из Рая от Господа Бога нашего, нарядный, как невеста, встречающая жениха. И услышал я глас с небес, твердящий, узри Обитель Божью, где Бог будет жить с людьми, и они станут его приближенной паствой, и Бог пребудет с ними навечно. Ты слушаешь, Руби?

Рута прижала к груди свою палку и ничего не ответила.

Страшный человек бросил что-то в очаг, так что пламя яростно взревело.

– И он воссел на трон и сказал, узри, я сотворил все заново. Я – Альфа и Омега, начало и конец. Я дам всем жаждущим фонтан с водой свободной жизни. А тот, кто придет следом, унаследует все сущее, и я буду Богом его, а он будет мне сыном.

Он расхаживал по комнате и продолжал говорить:

– Но неверующие, недостойные, распутники и идолопоклонники обретут кару в озере из пламени и серы. И только избранные восстанут вместе со Зверем. И мир падет в прах.

Он находился на противоположном конце комнаты, это было понятно по звуку голоса. У Руты все расплывалось перед глазами и душа ушла в пятки. Она с ужасом поняла, что не в состоянии шевелить ногами. Что с ней происходит? Потом она вспомнила надушенный платок и кофе, который недавно выпила, и ее сердце бешено застучало. Что он в них подмешал? Она перевела взгляд на палку в своих руках. Это была человеческая кость. Завопив от ужаса, Рута выронила ее из ослабевших рук. Занавеска отлетела в сторону. Мистер Гоббс навис над ней, как страшное древнее божество.

– Пусть вас не смущает моя внешность, дорогая. Я только начинаю перерождаться.

Его руки и шея были покрыты странными татуировками, знаками, смысла которых Рута не понимала. Символы струились, как рябь на воде, и наплывали друг на друга. Его плоть двигалась, будто под кожей находилось что-то живое. Ужас заставил ее забыть все языки, кроме родного, и она принялась молиться на польском.

Он нахмурился:

– Молитвы? А я думал, вы современная девушка индустриальной эпохи.

В неверном освещении камина он казался сущим демоном. Рута почувствовала, что ее руки постепенно начинают неметь. Она застучала зубами.

– Пожалуйста. Пожалуйста. Я никому не скажу.

– Но вы скажете.

Страшный человек взял Руту за бесполезную ослабевшую руку и потащил за собой, как соломенную куклу.

– Я уже говорил, что тебе суждено выполнить великое предназначение. Ты, Руби Бэйтс, станешь началом конца. Страшный Джон, страшный Джон, в белый фартук наряжен…

Подтащив ее к противоположной стене, он нащупал что-то сухими и бледными, как у мертвеца, пальцами. Раскрылась невидимая до этого дверь, и показалась тайная комната.

– Nie, nie, nie… – по-польски лихорадочно зашептала Рута, будто пытаясь заставить дверь закрыться.

– Я тот, кто жил, и тот, кто умер, узри – я снова жив, аминь; у меня ключи от врат ада и смерти.

Он улыбнулся, и в его глазах Рута увидела адское пламя и страшные черные водовороты; ее мочевой пузырь не выдержал.

– Ритуал начинается, – сказал страшный человек. Он потащил Руту в потайную комнату, а она могла только кричать от ужаса.

«Знаменитый нью-йоркский клуб “Хотси Тотси” представляет вам своих прекрасных девочек и оркестр Конта Кэрутерса!»

Мемфис Кэмпбелл из-за кулис наблюдал, как полуголые танцовщицы в откровенных нарядах выходят на сцену. Сегодня в клубе была настоящая жара. Труба Гэйба просто вопила, и Конт рвал на части все восемьдесят восемь клавиш пианино. Гэйб неожиданно сыграл фрагмент из «Прекрасной Америки»[25], молниеносно превратил его в траурный марш, сорвал ноту и снова поймал ритм клубной мелодии. Белые ребята в зале ничего не заметили и не поняли, но темнокожие лица расплылись в улыбках.

Гэйб выдал последнюю душераздирающую ноту. Зрители захлопали, танцовщицы раскланялись и со смешками и болтовней покинули сцену. Фигуристая девушка с необычным именем Джо провела пальцем по щеке Мемфиса, когда проходила мимо.

– Привет, Мемфис!

– И тебе привет.

Подруга Мемфиса, Альма, закатила глаза и принялась поправлять свой сценический костюм.

– Слушай, Мемфис, ты сегодня занимаешься работой или личной жизнью?

– Надеюсь, что и тем и другим.

Джо захихикала и пощекотала его плечо. Мемфис применил свою фирменную улыбку.

– Незнакомый прохожий! – начал он, приложив руку к сердцу. – Ты и не знаешь, как жадно я смотрю на тебя. / Ты тот, кого я повсюду искал (это меня осеняет, как сон), / С тобою мы жили когда-то веселою жизнью…

– Это ты сочинил, милый? – промурлыкала Джо.

Мемфис покачал головой.

– Это Уолт Уитман, «Незнакомцу». Не читала?

– Она не читает ничего, кроме сплетен в газетах, – вмешалась Альма. Джо обожгла ее убийственным взглядом.

– Ты многое пропускаешь, – сказал Мемфис, включив обаяние на полную катушку.

– Этот парень живет в библиотеке на 135-й улице. Хочет стать новым Лэнгстоном Хьюзом[26], – во всеуслышание заявила Альма.

– Это правда? – спросила Джо.

– Я могу как-нибудь почитать тебе стихи.