Впрочем, во внешности Крафт-Эбинга не было ничего импозантного. Среднего роста, старомодно одетый. Изрядно поредевшие седые волосы коротко подстрижены. Борода клинышком. Но его серовато-зеленые глаза светились умом, а проницательный взгляд заставил Вертена внутренне подтянуться.

Крафт-Эбинг вел себя так, как будто помнил Вертена, но адвокат понимал, что это всего лишь любезность. Вот с Гроссом его действительно связывала давняя дружба.

Они встретились в любимом ресторане Вертена «Грихенбайзл»,[22]несколько минут поболтали о том о сем, изучили меню. Затем Гросс перешел к делу. Коротко рассказал психиатру о сути их расследования, описал почерк убийцы. Отдельный кабинет позволял говорить свободно.

Принесли первое блюдо, и Крафт-Эбинг с аппетитом принялся за печеночные клецки, плавающие в консоме. Живописные детали, очевидно, его ничуть не смутили.

— Я понял так, что признаков сексуального вмешательства не обнаружили? — спросил он.

— Нет. Хотя…

Крафт-Эбинг кивнул, не дожидаясь конца фразы.

— Согласен с вами. Подобного рода увечья вполне могут означать патологию психики убийцы. Глубоко сидящие внутри неврозы могут иметь сексуальную природу, но высвобождаться отнюдь не сексуальным путем. Это означает, что убийца контролирует свое отклонение. Надо полагать, он мужчина?

— Да, — ответил Гросс, отправляя в рот вилку, нагруженную салатом из огурцов.

— На людях подобные личности ведут себя так, что их никто никогда ни в каких отклонениях не заподозрит, — продолжил Крафт-Эбинг. — Часто они сама благопристойность и уравновешенность. Но внутри все кипит. Это обстоятельство существенно затрудняет вашу работу.

— Таких мужчин в Вене может оказаться чуть ли не половина, — пошутил Вертен.

Крафт-Эбинг устремил на него свой пронзительный взгляд.

— Учтите, коллега, в основе всего человеческого лежит половое чувство. Все зависит от вектора его активности. Если он направлен не в ту сторону, то ждите беды.

— Вот поэтому мы и решили с вами посоветоваться, — сказал Гросс.

Крафт-Эбинга как будто эти слова вдохновили.

— Особый интерес у меня вызывает нос, — произнес он со значением. — Сцеженная кровь может указывать на ритуальное убийство, приписываемое евреям. Этот вывод лежит на поверхности, за ним далеко ходить не нужно. Но заявляю сразу, он неправильный.

— Мы над этим размышляли, — произнес Гросс, глянув на Вертена.

Психиатр промокнул губы льняной салфеткой.

— Мои исследования по сифилису предполагают другую возможность.

Приблизилась официантка с фирменным блюдом, «Парижским шницелем» из тонко нарезанной свежайшей телятины. Ее действиями руководил облаченный в смокинг метрдотель.

Когда они удалились, Крафт-Эбинг продолжил:

— Современный метод лечения ртутью помог в некоторой степени, но по-прежнему этой болезнью страдают пятнадцать процентов мужского населения. Среди них немало знаменитостей. Например, Ганс Макарт.[23]

Крафт-Эбинг замолк, отрезал кусочек шницеля и отправил в рот. Вертен не понимал, какое это имеет отношение к их делу. Однако Гросс напряженно ждал продолжения разговора.

— Развитие заболевания проходит в несколько стадий, — объяснил Крафт-Эбинг. — Для первой характерно возникновение твердого шанкра, примерно через три недели после контакта с инфицированным партнером. Два месяца спустя появляются кожная сыпь, головные боли, жар и увеличение лимфатических узлов. Это вторая стадия. Сейчас еще болезнь можно излечить, но многие игнорируют симптомы. К тому же они в конце концов проходят. Инфицированный человек может жить здоровой нормальной жизнью еще год, а может, все десять, прежде чем наступит третичная стадия. И вот тогда происходит перерождение нервной и сердечно-сосудистой системы, а следом расстройство спинного мозга и прогрессивный паралич. — Он тряхнул головой. — Ужасная болезнь, могу вас заверить, господа. Половой инстинкт — это Божий дар, но только пока он служит воспроизведению. Когда же он становится источником грязных наслаждений и извращений, то… — Психиатр возмущенно воздел руки.

Тут уже и Гросс не выдержал.

— Вы полагаете, что эти преступления как-то могут быть связаны с сифилисом? — спросил он, пытаясь направить Крафт-Эбинга в нужно русло.

— Вы слышали о «Клубе ста»? — спросил, в свою очередь, психиатр и, увидев на лицах собеседников недоумение, с негодованием в голосе пояснил: — Это сборище самых отвратительных циников, каких только носит земля. Все из высшего общества, однако называть их джентльменами я отказываюсь. Они развратники и скандалисты, зараженные сифилисом и гордо выставляющие напоказ его разрушительное действие. Многие члены этого клуба вынуждены носить кожаные носы, поскольку на поздней стадии болезни бактерии съедают хрящи, а потом принимаются за кости. Говорят, видным членом «Клуба ста» является младший брат наследника трона Франца Фердинанда, эрцгерцог Отто. Эти извращенцы приводят на свои вечеринки молоденьких девственниц и там их заражают.

— Боже!.. — вырвалось у Вертена.

— Это наводит на размышления! — воскликнул Гросс, восхищенный ходом мыслей Крафт-Эбинга. — Нашим преступником может быть сифилитик?

— Не исключено, — согласился психиатр. — Их уже давно в народе зовут «безносыми». Так что попробуйте поискать убийцу среди страдающих этой болезнью, но только на ранней стадии, то есть способных к активным действиям. Treponema palladum[24]поначалу не трогает мышцы, но искажает сознание. И зараженный ею индивидуум неожиданно преисполняется решимости мстить всем, кто здоров.

Воскресенье в Вене — день священный. Все магазины закрыты, предприятия не работают. Так что Гросс и Вертен были вынуждены отдыхать. Адвокат приводил в порядок свои записи о расследовании, а криминалист продолжал детальное изучение списков подозреваемых.

Торговых домов, продающих зазубренные скальпели фирмы «Харвуд и Мейер», в Вене оказалось всего три. И в понедельник они начали их обходить. Офис торгового дома «Брайтштайн и сыновья» располагался всего в нескольких кварталах от места, где жила Лизель Ландтауэр. Поэтому Гросс решил первым делом нанести визит сюда.

Их принял управляющий в своем кабинете на третьем этаже. Оказалось, что он единственный сын Брайтштайна, хотя в названии торгового дома значилось «сыновья». Сухой ветер сменился удушающей жарой, и сидевший за огромным столом крупный представительный мужчина сильно потел. Он жестом пригласил их садиться в кресла. За его спиной на стене висели фотографии в рамках — довольно много фотографий. В открытые окна с улицы доносилось цоканье лошадиных подков и громыхание экипажей.