Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слышь, отец. – Лом внезапно прервал молчание. – Я это… ну не подумал, кароч. Типа извини.
– Ладно, Лом. – Егорычу явно непривычно было выговаривать клички вместо нормальных имен.
– Мне-то что. Это тебе надо переживать, если из тебя лезет не пойми что.
ПДА тоненько запищал. Егерь ударил по тормозам, так, что мы порядком клюнули носом.
– Давай, Лом, показывай, как нужно действовать.
– А тут в принципе и так видно. Вон видишь, разрядики проскакивают. Ночью так вообще все как на ладони. Можно определить границы, для этого бросаешь болтики, гайки или еще что под рукой окажется, в направлении электры. Это аномалию так кличут. Сейчас определять границы не обязательно, я их и так вижу, но потренироваться стоит. Бросай. Я несколько раз бросил болт с привязанной к нему ленточкой, целясь в край аномалии. Два раза ничего не произошло, на третий аномалия красиво вспыхнула сполохом разрядов. Сзади нетерпеливо пыхтел Егорыч. Я бы попрактиковался еще, но, понимая его состояние, решил, что пока хватит, нужно спешить.
– Вот так и определяешь примерные границы, а потом осторожно обходишь. – Пока мы садились обратно в уазик, Лом продолжал объяснения. – Только многие аномалии не видны. Тогда нужно смотреть вокруг. Если заметишь что-то подозрительное останавливайся и думай. Болт тоже не всегда выручит.
– Подозрительное – это что?
– Ну, например, завихрения, там веточки сломанные, листики по воздуху летают. Или зверек попал в аномалию, валяется наизнанку вывернутый. Короче, что-то необычное, то, что отличается от обычного окружения.
– Сколько осталось, Егорыч?
– Километров семь.
Сталкер, случайно оставленный нам группой ФСБ, по счастью, оказался как раз тот, который сам, добровольно сдался перед штурмом. Когда мы только отъехали от Климова, он важно представился: «Кайфолом». Выяснилось, что в Зоне не принято называть друг друга по именам, а вот дают друг другу или сами себе клички. Я популярно объяснил Кайфолому, что погоняло себе он выбрал неудачное, в случае опасности выговаривать его полностью будет некогда. Так он превратился в Лома, и, как я понял по его реакции, уже не первый раз. Кое-что о повадках Зоны он знал, тут не убавить, так что решение взять его с собой было правильным. Мы уже удачно миновали пару аномалий, в которые вляпались бы, не будь с нами Лома, и теперь до цели оставалось совсем немного.
– Старшой?
– Чего тебе, Лом?
– А этот, ну снайпер который, что по контролеру стрелял, он сам кто ваще?
– А тебе зачем?
– Так ведь люди по-разному реагируют на контролера. Говорят, что опытные сталкеры почему-то лучше сопротивляются, чем молодежь.
– Командировок в Чечню у него не одна и не две. Орден мужества, есть медаль «За отвагу». Боец бывалый.
– Хм. Ну я так и думал. Про тебя даже не спрашиваю, и так видно.
– Правильно, что не спрашиваешь.
– Повезло тебе, Старшой. Сопротивляться можешь и контролеру, и черной собаке. Тебе, наверное, и к Монолиту можно сунуться.
– Собака – это кто?
– Ну, такая, черного цвета, типа как контролер, только слабее. Управлять может только другими собаками, не человеком. Правда, может сбить с толку, так что прицелиться будет трудно. Кстати, не дай бог увидишь черную собаку в стае белых – беги далеко и быстро.
– А монолит?
– Не монолит, а Монолит. В центре Зоны, недалеко от Припяти, находится не то обелиск, не то камень, а может, металлический куб, по-разному говорят. Так вот, пройти к нему мало кто может, но пытались многие. Говорят, он желания исполняет. Но и без этого, без исполнения желаний то есть, там добра хватает. Если хорошо сходить, а потом хорошо продать, то на всю жизнь может хватить.
– Мне и так хватает.
– Да я в курсе.
Вот черт. Я только сейчас сообразил, что ребята его тоже, поди, обшмонали. Учу Лома, значит, жизни, а его деньги у меня в кармане.
– Сколько у тебя взяли?
– Да я не в претензии.
– Знаю, что не в претензии. Взяли сколько.
– Ну это… всего-то девять тыщ рублями было. Артефакты забрали, жалко.
– Артефакты – это не ко мне, это в ФСБ обращайся. А деньги – вот, держи.
– Слышь, Старшой, я это, не хотел… слышь, извини.
– Деньги бери.
– Слушай, за что, а? Я же к тебе по-хорошему, если что не так, то по глупости, убери деньги, Старшой, а? Ну вот Лом и обделался. Решил, что смертельно меня обидел.
– Слышь, Лом.
– А?
– Если ты меня чем-то напряжешь, я тебе в рог дам и прямо об этом скажу. Раз даю бабло, значит, так надо. Всосал?
– Да вроде да…
Ну вот, теперь и на сердце полегчало, перестали эти деньги на меня давить темным грузом. А все-таки, если служить дальше, ситуация повторится. С другой стороны, на зарплату тоже сильно не разживешься. Тридцать четыре года, ни квартиры толковой, ни семьи, и денег нет ни на то, ни на другое. В нагрудном кармане лежит визитка Вована. Перед отъездом он мне кое-что успел шепнуть. Звал в Москву, к себе в фирму. «Золотых гор не обещаю, но жить будешь достойно». Нелегкие мысли, ну их к черту. Из этой мясорубки еще вернуться надо, тогда и буду думать.
– Егорыч, а что ты думаешь, Вован-то нормальный человек?
– Все они олигархи нормальные, только спят зубами к стенке, кровопийцы народные. Хотя перед ним я все равно извинился. Это я его в ментуру сдал. Когда нечисть эта отовсюду полезла, он себя нормально повел, как мужик. И знаешь что?
– Чего?
– Я его на охоту пригласил, когда эта кутерьма закончится. Ни денег мне не надо, ничего, просто так пригласил, потому что человек он достойный, хотя по виду сразу и не скажешь.
– Согласен, Егорыч. Это ты правильно сделал. Меня тоже приглашай, я вот, смотри, и оружие охотничье осваиваю.
– Тебя, Старшой, хоть ночью, хоть днем. Я тебе по гроб жизни…
– Прекращай. Найдем дочку, тогда и будешь про гроб жизни вещать.
Монолит, значит, в середине основной Зоны. А в центре нашей Зоны тоже что-нибудь есть? Мы, кстати, километрах в семи-восьми от того места, где на карте получалась точка, откуда лезли нападающие.
– А скажи-ка мне, друг Кайфолом, отчего натовские военные к монолиту не ходят? Не хотят?
– Хотят-то они хотят, да кто их пустит.
– Поясни.
– Там излучение сильное, на мозги давит. Даже название у него есть: «Выжигатель мозгов».
Опаньки. Ой, горячо!
– На каком расстоянии можно определить такое излучение?
– Километров за шесть-семь, точно не скажу.
– А сейчас ты что-нибудь такое чувствуешь?