Он едет верхом. Перед ним открывается вход в каньон Красной Лошади, в воздухе пахнет можжевельником. Пролетела птица — его глаза следуют за ее полетом. Орел! Мощная птица кругами поднимается в безоблачное небо. И вдруг небо больше не синее, оно черное, и это не чернота обычной ночи. Межзвездная чернота. Звезды увеличиваются, его несет к ним сквозь черноту…

Тревис с трудом раскрыл глаза и разглядел перед собой фигуру в синем. К нему склонилось худое изможденное лицо, с запавшими щеками и темными пятнами под холодными серыми глазами.

— Росс! — апач поднял голову с рук, поморщившись от боли в шее.

Мэрдок сидел против него, переводя взгляд от контейнеров чужаков на Тревиса и обратно.

— Так вот чем ты занимаешься! — в голосе его звучали обвинительные нотки, почти гнев.

— Ты сам сказал, что это работа для самого заменимого.

— Хочешь втихомолку стать героем! — обвинение слышалось совершенно ясно.

— Пока не очень-то получается, — Тревис оперся подбородком о кулак и взглянул на контейнеры. — Пока что я проверил только три.

Росс прикрыл глаза. К нему вернулся обычный самоконтроль, хотя Тревис не сомневался, что тот по-прежнему враждебно настроен.

— И каковы результаты?

— Номер один, — Тревис указал на контейнер, — слишком сладко, похоже на похлебку, но, несмотря на вкус, остается в тебе. Вот этот номер два, — он похлопал по жестянке с коричневым желе. — Им можно только волков травить. А вот это, — он указал на ящичек с красными кубиками, — вот это хорошо.

— Долго ты этим занимаешься?

— Один попробовал в прошлый период сна, два — в этот.

— Яд? — Росс взял контейнер с желе и заглянул в него.

— Можешь сам попробовать! — гневно сказал Тревис, услышав в голосе Росса скептическую нотку.

Росс поставил контейнер.

— Поверю тебе на слово, — согласился он. — А как насчет этого? — он стоял перед шкафом и теперь повернулся, держа в руках круглую мелкую банку. Открыть ее оказалось труднее, но когда это наконец удалось, внутри обнаружились маленькие шарики в желтом соусе.

— Знаешь, похоже на бобы, — заметил Росс. — Ни разу не видел корабль, на котором в том или ином виде в меню не оказалось бы бобов. Посмотрим, похожи ли они на бобы по вкусу, — он набрал полный рот и задумчиво начал жевать. — Бобы… нет… я бы сказал, скорее капуста… с какими-то приправами. Но неплохо, совсем неплохо!

Тревис обнаружил, что в глубине души надеется: бобы плохо подействуют на Росса, ну, не так, как желе, — такого он никому не пожелает! Просто это докажет Мэрдоку, что не так-то просто испытывать пищу…

— Ждешь, чтобы меня вывернуло наружу, — Росс улыбнулся.

Тревис вспыхнул и еще больше смешался, поняв, что выдал себя. Он отодвинул ящичек с хлебными кубиками и с вызовом выбрал новую цель — высокий цилиндр, в котором что-то плескалось.

— Двум смертям не бывать, — заметил Росс. — Как это пахнет?

Открытие хлеба подбодрило Тревиса. Он с надеждой принюхался и тут же отдернул от носа цилиндр: из отверстия пошла пена.

— Может, там жидкое мыло, — предположение Росса не очень-то помогло. — Лизни, приятель, у тебя только один живот на службе родине.

Тревис, подгоняемый насмешкой, лизнул — подозрительно и опасаясь неприятных последствий. Но, к его удивлению, пена, чуть сладковатая, не производила такого отвратительного впечатления, как желе. Скорее приятно, и жажда проходит. Он набрал полный рот, проглотил и напряженно сидел, ожидая, когда в животе вспыхнет фейерверк.

— Хорошо? — спросил Росс. — Ну, не могут же тебя все время преследовать неудачи.

— Особой удачи тоже нет, — Тревис закрыл цилиндр, из которого продолжала выпирать пена. — Мы живы… но летим неизвестно куда.

— Ты прав. Немного информации о нашей цели было бы полезно и утешительно.

— Планета тех, кто построил этот корабль, не может сильно отличаться от нашей, — Тревис повторил слова, высказанные ранее Эшем. — Мы без труда дышим их воздухом, можем есть их пищу.

— Двенадцать тысяч лет… Знаешь, я могу это произнести, но в реальности это для меня ничего не значит, — враждебность Росса либо исчезла, либо отодвинулась на второй план. — Слова произносишь, но не хватает воображения… понимаешь, о чем я?

Тревис, которому наступили на больную мозоль, немного посидел, сдерживаясь, потом ответил:

— Немного. Я четыре года провел в университете. Мы теперь не все время ходим в одеялах и перьях.

Росс взглянул на него, в холодных серых глазах мелькнуло удивление.

— Я не это имел в виду… — он улыбнулся, и впервые в его улыбке не было ни превосходства, ни насмешки. — Хочешь правду, приятель? Я получал образование — до проекта — очень трудным путем. Никаких университетов. Но ты ведь изучал занятие шефа — археологию, верно?

— Да.

— Что же значат для тебя двенадцать тысяч лет? Ты имел дело со временем в больших дозах.

— Для нашей истории это большой период — от пещер до современности.

— Да, задолго до египетских пирамид, до того, как человек научился писать и читать. Так вот, двенадцать тысяч лет назад звезды принадлежали этим парням в синем. Но готов биться об заклад, они их не удержали! На нашей планете ни одна страна, даже Китай, не прожили так долго. Цивилизации поднимаются, а потом… — он щелкнул пальцами. — Капут. Другие занимают их место. Так что, может быть, когда прилетим в порт, о котором говорит Ренфри, ничего там не найдем. Или нас ждет что-то совсем другое. Либо то, либо другое. Только я бы предпочел, чтобы нас ничего не ждало.

Тревис вынужден был согласиться с логикой этого рассуждения. Допустим, они прилетят в порт, который перестал существовать. И улететь оттуда не смогут: они не умеют управлять кораблем. На весь остаток жизни они превратятся в космических изгнанников.

— Мы еще не умерли, — сказал Тревис.

Росс рассмеялся.

— Несмотря на все наши усилия? Да, таков должен быть наш воинский клич! Пока человек жив, он борется. Но неплохо бы все-таки знать, надолго ли мы заперты в этом корабле, — в последних словах не звучал обычный дерзкий тон; как будто и его тщательно поддерживаемый самоконтроль начинал сдавать.

В конце концов их эксперименты оказались вполне успешными. Крекеры, которые Тревис упрямо продолжал именовать «хлебом», пена и капуста-бобы Росса без труда переваривались внутренностями человека. К этому перечню они добавили липкую пасту с консистенцией джема и вкусом бекона и еще что-то похожее на печенье. Несмотря на кислый вкус, от которого сводило рот, есть можно было. Осмелев, Тревис взял контейнер с жидкостью и отпил. Жидкость имела металлический привкус, но вреда не принесла.

Вдобавок к этим экспериментам младшие члены невольного экипажа старались стать как можно более полезными Эшу и Ренфри в их исследованиях. Техник находился в постоянном раздражении. Он проводил часы в рубке, изучая механизмы, которые не смел разбирать для более подробного исследования, как ему ни хотелось этого. Однажды утром — по крайней мере на часах Ренфри было десять, эти часы были их единственным способом наблюдения за временем — Тревис сидел за техником, когда произошло долгожданное изменение. Такое, при котором не нужно было молиться. Нужно было действовать.