…34 часа без Озана. Целая вечность. Внутри у меня морозно и ветрено. Я замерзаю, кутаюсь в одеяло, прячусь от колючей вьюги. Слушала погоду: сообщили, что на улице +32. А я умираю от холода… Хаяль спала ночью на соседней подушке — отказывалась наблюдать за моими переживаниями из аквариума, когтями передних лапок царапала стекло, рвалась на волю. Все часы без Озана черепашка была со мной рядом. От еды отказывалась. Пару раз я прятала Хаяль в приоткрытом ящике тумбочки — зачем малышке видеть хозяйку с голыми мужчинами?…

…34 часа без Озана. Яркая летняя пора поблекла на глазах. Открываю гардероб, ищу любимые майки радужных цветов — для поднятия настроения. Вещи на месте, но как будто лишились красок. Поливала базилик, он тоже изменился в цвете, стал из фиолетового черным. Смотрела на солнце из окна — оно определенно побелело… Моя жизнь стала похожа на толстый фотоальбом с черно-белыми фотографиями. Все одинаковое, скучное и безразличное…

…34 часа без Озана. Страшный сон, от которого сложно очнуться. Некогда чудесное царство Морфея превратилось в темный подземный мир. Грязный, заболоченный, с гигантскими крысами. Засыпая, я перемещаюсь в это ужасающее подземелье, брожу по сырым лабиринтам испуганная, потная, почему-то босоногая. К ногам липнут прожорливые пиявки, по спине бегают мохнатые жучки, к горлу подступает что-то мерзкое, горькое. Во сне я шла в поисках дороги в Стамбул, где меня ждали Озан, Хаяль и Босфор… Странно: меня не покидала уверенность, что путь в реальность есть. И я отыщу его…

…34 часа без Озана. Без слез. Скрываю боль — Джемаль ничего не должен заподозрить, иначе я лишусь Стамбула. Следом за Озаном потерять еще и любимый город… Упаси Господи! Перечитывала последние десять страниц. Записи наполнены такой любовью к Озану — читаю и становится легче. Я прощаюсь с моим мальчиком. Хотелось бы написать ему письмо. Короткое. Может, даже эсэмэс. Поблагодарить за подаренную любовь и признаться, наконец, в любви. Но это бессмысленный поступок. Как-то слюняво это. Буду хранить это признание в душе…

…34 часа без Озана завершились совершенно внезапно. Конец моим мучениям положил эсэмэс. Когда я услышала двойной сигнал, не поверила ушам. Подумала, очередная рассылка рекламной службы Turkcell. Ошиблась! Он вернулся! Меня накрыло волной счастья — и все цвета сразу вернулись на свои места…

Я возвращалась в отель подавленная и неожиданно услышала знакомый сигнал сотового в сумке. Удивилась. Замерла. «Başini kaldir. Önüne baksana… Ben burdayim».[64]Эсэмэс пришла с номера Озана. Но впереди, кроме незнакомых прохожих, никого нет. Может, кто-то из друзей Озана решил подшутить? Иду дальше — опять сообщение: «Seni dunyada herkesden daha çok seviyorum. Senin kime ait olduğun umrumda bile değil. Seni istenilen kişiden geri kazanabilirim… Öptüm».[65]Еще раз проверила номер — да, точно Озана. И стиль похож — частые многоточия. Мой мальчик возвращается? Так повезти не может. Телефон снова запищал, еще сообщение: «Sen benim güneşimsin… Güneş olmadan hiçbir insan hayatta kalamaz… Özellikle eğer bu insan bu güneşe aşiksa… Sen çok yakindasin».[66]Я в шоке оглядываюсь вокруг. Озан, где ты? Набираю ему — как назло, закончились деньги на сим-карте. Что делать? Надо кричать. Громко звать Озана, он где-то рядом. Не важно, что Джемаль может услышать. Уже собираюсь крикнуть, как получаю четвертое сообщение: «Arkana bak. Ben güneşi görmek istiyorum…».[67]Медленно оборачиваюсь — передо мной стоит он. В десяти шагах. Между нами проходят люди. Между нами пролетают ветра. Но они нам не помеха. Мы будем вместе. Бегу к нему. Он бежит навстречу. Обнимаемся. Прыгаю на него, целую в губы: «Seni seviyorum, Ozan!».[68]Готова повторять эти слова всю жизнь…

…Тушит в сковороде мелкие перченые кусочки куриного филе, периодически подливая по столовой ложке воды. Мясо под затуманенной крышкой шипит, набухает, выпускает сок. Протыкает курятину кончиком ножа. Готово. Выпаривает воду из сковороды, добавляет четыре столовые ложки оливкового масла и стакан молотого миндаля. Тщательно мешает, прожаривает. Ближе к готовности посыпает курятину с миндалем мелко нарезанным персиком и поливает лимонным соком. Отключает плиту, плотно закрыв крышку. Устало вздыхает и, промокая салфеткой капли пота над губой, просит меня разложить приборы. Знаменитое на Востоке блюдо — куриный фисинджан — выглядит аппетитно…

Мужчина на кухне — это не только лестно, но и жутко сексуально. Пока Озан готовил ужин в честь примирения, я, нарезая салат, наблюдала за его действиями. Он стоял у плиты в одних трусах — подтянутый, смуглый, быстрый. Белые «боксерки» растягивались на аппетитной попе, немного сползали вниз, обнажая копчик. Я смотрела на моего мальчика и мысленно целовала каждую частичку его тела. Время от времени награждала Озана комплиментами. «Твоя попа — как булочка. Хочется откусить…» «Любимый, чертовски сексуально смотришься со сковородой в руках. Курица, наверное, в экстазе от твоих прикосновений…» «Эй, осторожно, не обожги своего дружка. Нам он еще понадобится…» Он смущался, корчил рожи, умоляя не отвлекать от кулинарного процесса: «Алекса, еда может обидится. Любой продукт требует к себе пристального внимания: например, курятину нельзя солить перед готовкой, только за пять минут до снятия с огня. Иначе мясо сморщивается, становится жестким». Я в восхищении: «Откуда ты этому научился? Лучше бы пошел в повара, чем в футболисты.» — «Школа бабушки Айнур. Она отлично готовила. Кстати, бабуля ела исключительно рыбу. От всех видов мяса отказывалась — в них дух измученного смертью животного. Например, коровы чувствуют смерть за несколько часов до ее наступления и страхом отравляют свое мясо. Так она говорила.

Я тоже одно время питался рыбой — долго не продержался, сил ходить на тренировки не было…» Озан часто готовит дома. «Для души. Получаю колоссальное удовольствие, будто заново рождаюсь… Для тебя, любимая, готовить особенно приятно. Вкладываю не только душу, но и всю любовь к тебе». Я подхожу к Озану, целую в губы. Ласкаю рукой «мешочек» под трусами. Уснувшая на время страсть моментально просыпается. Он срывает с меня стринги, задирает платье, укладывает на кухонный столик. Слизывает с моих пальцев капли лимонного сока, Фисинджан остывает…

Мы стали заговаривать о будущем. Как-то непроизвольно. Отныне не вспоминаем о прошлом, смотрим только вперед, Я рисую с помощью Озана картину собственного будущего. Пока не могу сказать, кто в нем будет, какой в нем буду я. Рановато. Радует, что оно хотя бы появилось… Познакомила Озана с Босфором: они столько лет прожили практически бок о бок, но до сих пор не общались. Озан, встречая Босфор, молчал. Босфор, наталкиваясь на Озана, тоже молчал.