Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Я помню, каким восторгом горели твои глаза, как мы с мамой смотрели на тебя, каким теплым был песок под ногами и какой мягкой казалась мамина рука в моей. Но как такое возможно? Если тебе было шесть или семь лет, то мне – два или три года. Разве я могу это помнить?
Я сунула руку в карман джинсов и вытащила зажигалку, которую нашла у тебя в ящике. «ЛС». Неужели это Либби? Неужели ты была так одержима девочкой, которой нет в живых уже три сотни лет, что выгравировала ее инициалы на одной из своих вещиц? А может, и нет. Может, ты совсем не была ею одержима, а просто тебе нравилось держать зажигалку в ладони.
Я вернулась к рукописи, стараясь отыскать материал про Либби. Я разбирала фотографии, распечатки статей из старых газет, вырезки из журналов – на краях многих имелись пометки, сделанные твоим неразборчивым почерком и по большей части нечитаемые. Там встречались знакомые и незнакомые имена: Либби, Мэри, Энн, Кэти, Джинни, Лорен, а сверху на странице про Лорен ты написала крупными черными буквами: «Бекфорд – не место самоубийц. Бекфорд – это место, где избавляются от неугодных женщин».
Смертельная заводь
Либби, 1679 год
Вчера они сказали, что завтра, значит, сегодня. Она знает, что за ней скоро придут. Придут, чтобы отвести к реке для испытания водой. Она ждет этого часа, хочет, чтобы он наступил побыстрей, и никак не может дождаться. Она устала от грязи, устала от зуда на коже. Она знает, что вода не поможет залечить язвы, которые загноились и неприятно пахнут. Ей нужны ягоды бузины или календула – трудно сказать, что поможет лучше и не упущено ли время. Тетя Мэй бы точно знала, но ее больше нет – восемь месяцев назад ее повесили.
Либби любит воду, любит реку, хотя и боится глубины. Сейчас вода холодная, и она наверняка замерзнет, но зато вода смоет с кожи насекомых. После первого ареста ее обрили наголо, но теперь волосы немного отросли, и в них постоянно копошатся какие-то существа. Она чувствует, как они вгрызаются в кожу, ползают в ушах, в уголках глаз и между ногами. Она чешется до крови. Будет хорошо все смыть: и запах крови, и запах грязного тела.
За ней приходят утром. Двое мужчин, молодых, с грубыми руками и грязными словами. Раньше они не стеснялись пускать в ход кулаки, но теперь себе этого не позволяют, опасаются, потому что слышали, что сказал человек, видевший ее в лесу с раздвинутыми ногами и дьяволом между ними. Они смеются и толкают ее, но сами ее боятся, хотя зрелище она представляет жалкое.
Интересно, придет ли он и что подумает? Раньше он считал ее очень красивой, но теперь у нее гнилые зубы, а кожа покрыта синюшными и багровыми пятнами, будто она уже полумертвая.
Ее доставляют в Бекфорд, туда, где река огибает скалу, течение становится медленным, а вода глубокой. Там и будет проведено испытание водой.
Сейчас осень, дует холодный ветер, но солнце светит ярко, и она ежится от стыда, стоя раздетая на глазах собравшихся мужчин и женщин деревни. Ей кажется, что толпа ахнула от ужаса или удивления при виде того, во что превратилась прелестная Либби Ситон.
Толстая и грубая веревка так сильно стягивает ей запястья, что на коже выступает кровь. У нее связаны только руки. Ноги свободны. Затем вокруг талии ей привязывают веревку, чтобы успеть вытащить, если она начнет тонуть.
Когда ее подводят к воде, она оборачивается и ищет взглядом его. Дети поднимают крик, испугавшись, что она насылает на них проклятие, а мужчины толкают ее в воду. От холода у нее перехватывает дыхание. Один мужчина толкает ее в спину жердью, заставляя идти все дальше и дальше, пока стоять становится невозможно. Она уходит под воду с головой.
Она тонет.
Холод настолько жуткий, что парализует рассудок. Она открывает рот, чтобы ахнуть, и в него устремляется черная вода. Либби давится, содрогается, бьет ногами, но мысли путаются, и ноги больше не достают до дна.
Веревка больно впивается ей в талию, сдирая кожу. Когда ее вытаскивают на берег, она плачет.
– Еще раз!
Кто-то требует повторить испытание.
– Она же утонула! – раздается женский голос. – Она не ведьма, а просто ребенок!
– Еще! Еще раз!
Мужчины опять связывают ее. На этот раз иначе: левую руку привязывают за большой палец к правой стопе, а правую руку – к левой. Вокруг талии затягивают веревку. И тащат в воду.
– Пожалуйста… – молит она, потому что не уверена в том, что ей удастся пережить тьму и холод.
Она хочет вернуться в свой дом, которого больше нет, в те времена, когда они с тетей сидели у очага и рассказывали друг другу разные истории. Она хочет оказаться в своей постели, хочет снова стать маленькой и вдыхать запах дыма, цветов и родного тепла своей тети.
– Пожалуйста.
Она тонет. Когда ее вытаскивают во второй раз, у нее губы синего цвета, и она больше не дышит.
Понедельник, 17 августа
Никки
Никки сидела в кресле у окна и смотрела, как поднимается солнце и рассеивает утренний туман на холмах. Из-за жары и нескончаемой болтовни сестры, не умолкавшей в ее голове всю ночь, она почти не спала. Никки не любила жару. Она родилась для холодного климата. Отец был выходцем с Гебридских островов, вотчины викингов. А мать – с востока Шотландии, где ее предки осели несколько столетий назад, когда бежали на юг от охотников на ведьм. Жители Бекфорда могли ей не верить и смеяться над ней, но сама Никки знала, что является прямым потомком ведьм. И могла проследить всю родословную Сейджов, восходившую к Ситонам.
Никки приняла душ, позавтракала, облачилась во все черное и отправилась к заводи. Ей предстоял долгий, неспешный путь по тропинке. Она была благодарна дубам и букам за тень, которую они отбрасывали, но все равно от пота щипало в глазах и взмокшая спина стала липкой. Добравшись до маленького пляжа на южной стороне, она сняла сандалии и зашла по щиколотку в воду. Потом нагнулась, зачерпнула пригоршню воды и побрызгала себе на лицо, шею и руки выше локтя. Теперь, по заведенному ритуалу, ей надлежало подняться на скалу, чтобы отдать дань уважения всем, кто с нее сорвался, прыгнул или кого столкнули вниз. Однако ноги больше не слушались, так что ей придется сказать утопленникам все, что она собиралась, тут, внизу.
Никки стояла почти на том же месте, откуда впервые увидела Нел Эбботт. Это произошло пару лет назад, и она так же переводила дух и остывала, когда заметила на обрыве женщину. Та обошла площадку, потом еще раз, а на третий Никки почувствовала покалывание в ладонях. Женщина же нагнулась, опустилась на колени и, будто змея, подползла к самому краю обрыва и свесила вниз руки. У Никки перехватило дыхание, и она крикнула: «Эй!» Женщина перевела на нее взгляд и, к удивлению Никки, улыбнулась и помахала рукой.