«Я дала одной женщине яд для отравления ее мужа».

«Не менее трех раз в неделю я совершала грех кровосмешения, в общем, быть может, раз триста…»

«Примерно раз двести я имела половые сношения со своим двоюродным братом. Он был холост, и один из моих детей прижит от него».

«Я сознаюсь, что отравила своего отца. Яд подал ему один из слуг. Меня терзали угрызения совести, когда этот слуга был схвачен и посажен в тюрьму…»

«Я отравила своих двух братьев, Один молодой человек был за это колесован».

«Сознаюсь, что пять или шесть раз давала яд своему мужу, но мне становилось жаль его, я начинала хорошо ухаживать за ним, и он выздоравливал. С тех пор он, однако, постоянно болеет…»

И тому подобные откровения.

Дело маркизы Бринвильер окончательно рассмотрели к весне 1679 года, после чего она была сожжена на костре. Правда, в знак уважения к титулу ей предварительно отрубили голову, а потом уже отправили тело на костер…

А следствие продолжалось. Пришлось давать показания и двум племянницам кардинала Мазарини, и герцогине де Буиллон, и графине де Суассон, и многим другим высокопоставленным и любвеобильным дамам. Круг клиенток мадам ля Вуазин оказался настолько широк и настолько глубоко проникал в высшие придворные сферы, что Людовик XIV постарался замять этот громкий скандал. В конце концов на костер пошли только мадам ля Вуазин и двое ее сообщников (разумеется, без предварительного обезглавливания)…

— Еще один жирный черный штрих, — заметила Катрин. — Она случайно не родственница Жиля де Реца?

— Кто знает, — пожала плечами Ортанс. — При такой свободе нравов установление родства — дело почти безнадежное.

— Как и поиск идеального героя, — добавила Анжелика. — Даже лучшие из людей — не более чем люди. Тем более если хотя бы краем уха послушать, что о них говорят не самые лучшие из людей…

— Кого вы имеете в виду, Анжелика? — спросила Мадлен. — Хороших людей вообще или какого-то определенного человека?

— Определенного. Того, у кого завистников, наверное, не меньше, чем у короля, а что касается славы… это как посмотреть…

— Он француз?

— Да.

— Тогда я знаю ответ. Это Мольер!

Анжелика кивнула.

— Между прочим, — заметила Луиза, — злые языки поговаривают, будто он недавно женился на собственной дочери!

— Глупость, — пожала плечами Ортанс. — Но если даже и так, то он сделал для человечества неизмеримо больше, чем миллионы этих злых языков…

…Я полностью разделяю мнение Ортанс и в связи с историей Мольера припомнил наших мудрых предков, которые вырывали наиболее злые языки хорошо разогретыми щипцами.

А великий Мольер, вернее, Жан-Батист Поклен, родился в 1622 году в Париже. Отец его был одновременно владельцем обойной лавки и придворным обойщиком, что дало Жану возможность еще в самом нежном возрасте приобщиться к великому таинству театра, посещая придворные спектакли. С 1636 по 1639 год он учился в Клермонском коллеже. По окончании учебы Жан-Батист защитил диплом лиценциата права и даже выступил однажды в роли адвоката на суде. Но судьбе было угодно распорядиться так, что он не стал ни адвокатом, ни обойщиком.

В 1640 году Жан-Батист познакомился со знаменитым итальянским мимом Тиберио Форелли, известным под прозвищем Скарамуш, и эта случайная встреча повлекла за собой резкие изменения в жизненных планах молодого правоведа. Вскоре он вступает в актерскую труппу, где завязывает знакомство и бурный роман с 22-летней актрисой Мадлен Бежар, которая при этом была еще и постоянной любовницей герцога Моденского. Тогда же рождается сценический псевдоним — Мольер.

Семья молодого человека, как и следовало ожидать, пришла в ужас от таких реалий бытия, но Жан-Батист был непреклонен. Они с Мадлен Бежар основали на условиях партнерства собственный «Блистательный театр», который вскоре блистательно прогорел, и незадачливый театральный менеджер Мольер вынужден был несколько невеселых дней провести в долговой тюрьме.

В 1645 году труппа из двадцати актеров все же отправилась в турне по французским провинциям, где обрела возможность не только сводить концы с концами, но и приобрести довольно широкую популярность. Это турне длилось 12 лет, после чего актеры вернулись в Париж и решились выступить в Лувре перед самим королем.

Спектакль по пьесе Корнеля «Никомед» не привел в восторг требовательного Людовика XIV, однако он нашел довольно забавной пьесу Мольера «Влюбленный доктор» и выразил желание стать патроном труппы.

Первый громкий успех этого придворного театра был связан с постановкой в 1659 году пьесы Мольера «Смешные жеманницы».

По распоряжению короля стационарная сцена театра с тех пор помещалась во дворце Пале-Рояль, где и ныне работает во славу Франции знаменитый «Комеди Франсез», называемый «Домом Мольера».

В 1661 году единственную драму Мольера «Дон Гарсиа Наваррский» постиг громкий провал, который был оперативно реабилитирован столь же громким успехом комедий «Школа мужей» и «Докучные».

23 января 1662 года в торжественной обстановке был подписан брачный контракт Мольера с Армандой Бежар. В документе она значилась как «сестра» Мадлен Бежар. Возраст ее был обозначен как «не более 20 лет».

Вот тут-то и заработали вовсю злые языки, обсуждавшие на все лады брак Мольера с собственной дочерью. Злые языки ни в какие времена не стоили внимания, однако некоторую вероятность инцеста все же не следует отвергать a priori, потому что перед началом своей беременности Мадлен Бежар была в близких отношениях и с Мольером, и с герцогом Моденским (если там не присутствовал еще кто-то третий, четвертый et cetera).

Вероятность, конечно, существует, но… дамы и господа, положа руку на сердце, возьмет ли кто-либо на себя смелость назвать с абсолютной уверенностью имя своего отца? Гневное заявление типа «Моя мама — порядочная женщина!» звучит несколько безответственно на фоне картины бытия человеческого сообщества.

Так или иначе, но брак Мольера был несчастливым. Сказывалась не только разница в возрасте, но и разница в характерах, в мировоззрении, в уровнях внутренней культуры.

Кроме того, Мольер, как и большинство комедиографов, в повседневной жизни был склонен к минорности и меланхолии, зачастую бывал угрюм, раздражителен и донимал кокетливую красотку Арманду сценами ревности. Если же ко всему этому добавить всеобщее смакование темы инцеста применительно к этому браку, то едва ли возможно назвать его хотя бы благополучным.

К чести Людовика XIV следует упомянуть о том, что он согласился стать крестным отцом первенца Мольера и Арманды. К тому же крестной матерью ребенка стала Генриетта Английская, и это заставило замолчать многих недоброжелателей Мольера, однако не могло сделать счастливым его странный брак.

Он находил отдушину в творчестве.

Подлинным шедевром была признана «Школа жен», поставленная в 1663 году. Ханжи, правда, усмотрели в тексте пьесы попытку ниспровержения принципов христианского воспитания, а так как ханжей всегда было в избытке и эпоха Людовика XIV не являлась в этом плане исключением, то у драматурга возникли достаточно серьезные проблемы в его взаимоотношениях с социумом.