Прежде чем он успел вытолкнуть воздух через напряженные голосовые связки, они ослабли, и вместо крика вышел пшик. Он снова был на лугу. Трава была зеленой, а небо – голубым. У его ног лежал пятилетний мальчик, в котором с трудом можно было узнать ребенка из шалаша. У ребенка были ясные карие глаза и пухлые щечки. У него была чистая гладкая кожа, а пальцы выглядели как обычные детские пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.

Ребенок встряхнул головой и встал на ноги. Плюшевая игрушка упала с его груди и приземлилась в траве. Мальчик встретился с ребенком взглядом и смог вымолвить только:

– Где это… мы?

Ребенок пожал плечами и ответил:

– Другое место. Здесь лучше.

– Что это за место?

Казалось, вопрос озадачил ребенка. Он осмотрелся кругом с сосредоточенным выражением лица, как будто и сам искал ответа. Затем лицо его разгладилось, он шмыгнул носом.

– Не знаю, – сказал ребенок. – Может это я создал его. Не знаю. Оно недоделано. Еще много чего не хватает.

Да, точно, многого еще не хватало. Зеленая трава бесконечным ковром расстилалась до горизонта во всех направлениях, и под безоблачным куполом неба не было заметно ни малейшего бугорка. И все равно это место не пугало мальчика – как раз наоборот Он привык ожидать нападения из-за любого угла и бояться этого, а тут наслаждался бескрайним свободным пространством и возможностью свободно дышать без боязни получить удар в живот или плевок в лицо.

Вдыхая чистый воздух этого места, мальчик понял что за последние годы уже и забыл, каково это – не чувствовать напряжения или страха, а просто быть. Дышать.

Он почти успел задать ребенку следующий вопрос, но что-то схватило его за щеки и не дало открыть рта. Стало больно, и он зажмурил глаза. Когда мальчик снова открыл глаза, он обнаружил себя на прежнем месте в лесу. Над ним возвышался полицейский и держал его за лицо железной рукой. Ребенок лежал у его ног с вывернутыми ногами. Мальчик успел только отметить, что собачки рядом не было, но тут полицейский развернул его лицом к себе и спросил:

– Ты слышишь, что я сказал?

Мальчик попытался покачать головой, но получился только намек на движение, потому что полицейский крепко держал его за лицо. Тело было как будто чужое, оно расщепилось между двумя мирами. Только когда мальчик увидел свой нож в руке у полицейского, он с трудом смирился с фактом, что находится в этом мире, в лесу и что дела его плохи.

Как бы он ни боялся пинков, ударов и щипков в школе, он знал, что мальчишки из его класса никогда по-настоящему не хотели его убить, что бы они там ни болтали про поросенка, которого надо зарезать. А здесь все было по-другому. У мальчика похолодели и отнялись руки и ноги, когда он краешком глаза увидел приближающееся лезвие ножа.

– Я сказал, что ничего не было, – сказал полицейский. – Ты меня понял?

Мальчик сейчас был готов выжать из себя ответ «да» на любой вопрос, если этого хотел полицейский, и так и ответил.

– Ты ничего не видел, ты никого не видел, ты все это забудешь. И, самое главное… самое главное, ты никому об этом не расскажешь.

Сознание мальчика было затуманено страхом, и он не мог понять, что должен ответить. Да или нет.

– Понял? – сказал полицейский и еще больше сжал его лицо. Мальчик выдавил из себя неопределенный звук, который мог означать что угодно, но полицейский кивнул и показал ему нож.

– Я до тебя доберусь, понял? Думай об этом. И чтобы ты случайно не забыл, вот тебе кое-что на память.

Полицейский выпустил лицо мальчика и схватил его за правое запястье. Два быстрых движения ножом вне поля зрения мальчика жгучая боль в руке. Мальчик не осмеливался даже пошевелиться. Он увидел, как полицейский перекинул ребенка через плечо, не обращая внимания на сломанную ногу, которая безжизненно болталась и свисала так, как будто под кожей не было костей. Глаза ребенка были по-прежнему закрыты и мальчику не пришлось встречаться с ним взглядом.

Полицейский уходил сквозь лес, унося на плече безжизненное тело ребенка. Мальчик простоял несколько минут не шевелясь, и в голове его крутилась единственная бессмысленная мысль.

Собачка осталась. Собачка осталась. Собачка…

– Ребус, – произнес мальчик наконец, и звук его собственного голоса немного вывел его из забытья. – Собачку звали Ребус.

Мальчик медленно поднял правую руку и посмотрел, почему она горит и болит.

Между запястьем и локтем было два разреза под углом друг к другу, из которых складывался косой крест: «X». На нем поставили клеймо. Он пошел домой, едва переставляя ноги. Он никогда больше не возвращался к тому месту, где был шалаш, никогда больше не видел того ребенка. Он никогда не рассказывал о том, что произошло. Никому.