Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я посмотрю ещё раз, – сказал он.
Я слышал, как он уползал в темноту: шлёп-шлёп. Его долго не было. Когда он появился, с ним были два других стража.
– Беспрецедентный случай, – сказал серый страж. – Мы всё осмотрели. Какого цвета, говоришь, твоя шкура?
Я помолчал, а затем прошептал:
– Я не знаю.
– Что-что? Я не расслышал. Говори громче! Что ты сказал? Говоришь, коричневая?
– Я не знаю! – в этот раз получилось так громко, что стражи дёрнули головами.
– Не знаешь? – рявкнул серый страж. – Что значит – не знаешь?
Чёрный шелки наклонился и что-то прошептал, и физиономия серого изменилась. Его глаза – глаза этого огромного шелки, выбранного стражем за силу и отвагу, – наполнились слезами.
Земля стала уходить из-под ног.
– Я получу её сегодня, – настаивал я. – Я молился о ней. Она должна быть там. Проверьте ещё раз, пожалуйста!
Он покачал головой:
– Мне очень жаль.
Троица выползла наружу. Позади них зияла пещера, тёмная и пустая.
– Мы должны закрыть её, – объявил чёрный страж. – Быть может, в следующем году…
Они упёрлись плечами в валун и закрыли им вход в пещеру.
Глава 19
Что на самом деле имеет значение
Я поплёлся к берегу. Бухта практически опустела. Последние шелки уползали в сторону прибоя, и остался только мой клан. Все, кроме мамы, вернулись в тюленье обличье.
Кормак агрессивно наклонился в сторону остальных. Его голос перекрывал шум волн:
– А я вам говорю, что вы не думаете об опасностях. Удача не может сопутствовать нам вечно. Я разговаривал с белыми шелки и…
Бабушка обернулась.
– Аран! – воскликнула она, подползая ко мне. Когда бабушка остановилась, в её глазах стоял немой вопрос. Тот же самый вопрос, что читался в глазах всего клана.
Я покачал головой. Их головы поникли, и это зацепило меня, словно упрёк.
Немного погодя Лир сказал:
– Всему своё время.
Мама подошла ближе – ах, эти её огромные глаза, полные боли…
Я развернулся на вылетевшей из-под ног гальке и бросился бежать. Мгновением позже я услышал позади шаги маминых ног. Я побежал ещё быстрее. Под ногами были твёрдые камни и клочья водорослей. Я перелез через скалу в конце бухты и то ли прыгнул, то ли упал с другой стороны.
– Уна! – крикнула бабушка. – Оставь его. Ему нужно время.
Тяжёлым, медленным шагом мама побрела к остальным.
Теперь, когда они не могли меня видеть, мои ноги подкосились. Я упал на колени и, сгорбившись, положил голову на свои кулаки, холодные и твёрдые, как камень.
– Ты не превращаешься, чтобы пойти искать его? – Лир даже не понизил голос. Видимо, они думали, что я убежал достаточно далеко и не слышал их.
Мама не ответила, но послышалось шуршание гальки – это она взяла шкуру, затем хлопок – она расправляла её, и звуки, свидетельствующие о том, что шкура надета. Наконец, она вздохнула с такой болью и скорбью, что мир сделался серым.
– Что ты собираешься делать? – спросила бабушка.
Мама ответила задумчиво:
– Поплыву вместе с ним. Он точно начнёт искать меня ближе к ночи.
– Когда прекратит ныть? – спросила Мойра.
Тишина затянулась. Я чувствовал, как Мойра оглядывается по сторонам, пытаясь понять, что сделала не так. Наконец она сказала:
– Я имела в виду, что если он не превратится, то ему придётся привыкать к этому. Вот и всё.
Грубый скрежет гальки, рык мамы, оскаливающей пасть…
– Хватит! – сказал Лир. – Поразмыслим об этом позже.
Я ещё сильнее вжался в скалы.
– Нет, Лир, – сказал Кормак. – Нам нужно решить это сейчас. Мы все надеемся, что Аран превратится, но есть кое-что поважнее. Это вопрос нашего выживания. Севернее вода более чистая, и можно месяцами плавать, не встречая людей. Белые шелки хотят, чтобы мы пошли с ними, но Аран не может…
– Хватит! – повторил Лир громче.
Но Кормак не слушал его:
– Белые шелки считают его угрозой. И честно говоря, даже если бы он смог доплыть так далеко…
Рёв Лира пробрал меня до костей.
В оглушительной тишине он прорычал приказ:
– Кормак, ты уходишь. Сейчас же. Мойра. Мист. Идите с ним. Отправляйтесь на остров с двумя соснами. Все остальные присоединятся к вам позже.
Всплеск, и они исчезли.
Долгое время тишину нарушали лишь звуки прибоя. Потом бабушка ласково сказала:
– Уна, девочка моя! Ты должна посмотреть правде в глаза: возможно, он никогда не превратится.
Я ждал, что услышу мамин рык в свою защиту, но до моего слуха донёсся лишь надрывный плач.
– Ну же, успокойся, – просила бабушка.
Мамин плач вселил в меня ужас.
Хмурые тучи накатили на Пик и заволокли небо.
Ни птица, ни тюлень, ни плещущаяся рыба – никто не видел, как я скользнул в волны прибоя и уплыл.
Я плыл под водой, иногда выныривая подышать. Когда я добрался до острова, солнце было уже высоко. Я достал упряжку, бросил её на землю и высвободил запутавшийся в ней нож, после чего привязал его к голени.
Когда я опять пошёл к линии прибоя, вдруг что-то внезапно свалило меня с ног.
– Не смей больше так делать! – мама кричала и плакала одновременно, уткнувшись мне в лицо. – Ты глупый, глупый детёныш! Ты же мог погибнуть! Я обыскала каждый камешек на Пике. Я думала, ты…
– Я слышал, что сказал Кормак, – прокричал я в ответ, с трудом поднимаясь на ноги. – Вы все погибнете, если останетесь со мной!
– Не говори глупостей! – она стиснула зубы.
– Это правда, ведь так? Ведь так?! Вас могут поймать люди. Или из-за моей медлительности вас догонят косатки. Они нас почти поймали по пути сюда.
– Но мы же спаслись…
– Я видел, как ты испугалась! – Она замолчала. Я встал в полный рост, волны придавали мне сил и уверенности. – Я не хочу жить с кланом, пока у меня не появится шкура.
– Тогда я останусь с тобой, – сказала мама. – Я была с тобой на протяжении одиннадцати лет. И я пробуду с тобой столько, сколько потребуется.
– Остаться? Я не останусь. Я отправляюсь на север, далеко на север, дальше места, где живут белые шелки.
Она покачала головой:
– Ты никогда не сможешь этого сделать.
Её уверенный тон резанул меня до костей, но эта внезапная боль вдруг открыла мне глаза.
– Ты не веришь, что я хоть на что-нибудь способен. Ты не верила в это и в Лунный день. И упряжка была обманом. Вот почему я не получил шкуру. Я должен отправиться на север один и найти мудрецов, разговаривающих с Луной.
– Аран! Никто не знает, существуют ли они вообще.
– Финн говорит, что существуют.
Мама замерла. Потом поинтересовалась:
– Это он сказал?
Слова вырвались из меня яростным потоком
