Все распаковывают свои мобильники, Джой Старр — или все-таки Беатрис Далль? — шлепает Бритни Спирс, которая тщетно тянется к диадеме от Гарри Уинстона Муны Айюб, да, она ужасно хочет заполучить бриллианты Муны, что возмущает корейца, генерального директора «Самсунга», который ужасно хочет заполучить саму Муну Айюб, Колин Фаррелл смывается с этой, которая лицо Guess, Виктория Бекхэм вальсирует с каким-то казаком, но, возможно, воображает, что танцует джигу со снобом-шотландцем, Audioslave дает импровизированный закрытый концерт, кто-то из «лофтеров» кончает с собой в углу, и всем по фигу, Дерек отказывает в интервью человеку, просто попросившему у него сигарету, Вернер Шрейер шлет смски Николь Кидман, «мисс Франция» заставляет мадам де Фонтене съесть свою шляпу, потом срывает свой тупой шарфик, рвет его зубами и заставляет ее сожрать тоже, и свое уродское платье, она стащила его с себя, стоит в красной виниловой комбинации с кроликом-плейбоем, вмешивается охрана той и другой, и прием превращается во всеобщую свалку. Дерек берет меня за руку, и мы смываемся, налетев по пути, на лестнице, на Сисси, она вся в трудах со старым рокером, кажется, он мне что-то говорит, и я спрашиваю Дерека:

— Эт чё там за чувак с телкой?

— Дэвид Боуи.

Дэвид Боуи… Дэвид Боуи?

— Не знаю такого. Он кто?

— О… да ничего особенного… Так, певец…

ДЕРЕК. Мы уехали в Нью-Йорк, на сей раз не опустошать «Бергдорф» или галереи Виллиджа, и даже не откапывать редчайшие виниловые диски в недрах Алфабет-Сити или пиратские DVD старых, гениальных, никогда не демонстрировавшихся серий «Джеймса Бонда», и не ишачить — я больше не ишачил, я вообще ни черта не делал, я научился прекрасно делегировать полномочия, и дела отлично шли без моего участия, — и даже не ради закрытого показа «Людей Икс 2» или того, чтобы просто пожить в цивилизованном городе, где повсюду кондиционеры, в ресторанах обслуживают за пятнадцать минут, молодежь ходит в школу и все кому не лень держат портье. Мы уехали в Нью-Йорк, потому что подозрения Манон усиливались, а моя собственная паранойя дошла до точки, мне все время казалось, что меня преследуют, за мной следят, мной манипулируют, у меня ехала крыша, у Манон ехала крыша, и мы враз сорвались в Нью-Йорк, словно спасались от погони.

В самолете Манон, пресыщенная звезда международной величины, не удостоила своим вниманием шампанское, листала «Гала» и плакалась, что уже смотрела «Особое мнение» и ей вовсе не улыбается смотреть его еще раз, в придачу без субтитров, поспать у нее не получалось, читать тоже не хотелось. «Читать, — заявила она безапелляционным тоном, — еще скучнее, чем просто скучать».

— Гм, — произнес я, углубляясь в «Критику чистого разума», — ты не права, читать интересно и полезно для духовного развития.

— Твоя книжка, она про что? — спросила она.

— Гм, — ответил я, — прими мелатонинчику.

— Мелатонин — это токсичное вещество.

— Не токсичнее, чем твои таблетки с амфетаминами для снижения аппетита.

— Мелатонин на меня больше не действует.

— Это оттого, — поучительно сказал я, — что у тебя иммунитет к ядам, как у Митридата.

— Что-что?

— Митридат был грек и слегка параноик…

— По-моему, я сейчас пойду трахну в сортире какого-нибудь стюарда, найду себе занятие.

— Гм, — сказал я, — не слишком удобно, зато увлекательно.

— Посмотри на ту мазню, — сказала она, показывая на картину напротив, — она не ужасная. И тем более не прекрасная. Она никакая. Она не может ни привлечь взгляд, ни отбить охоту спать в этом самолете. Она нарисована, чтобы остаться незамеченной, висеть тут на стене, никого не приводя в восторг и не выводя из себя.

— Либо я сплю, либо ты только что изрекла оригинальную мысль.

— Я хочу знать, кто нарисовал эту мазню. Хочу знать, понимал ли он, когда писал, что ее ждет участь… гостиничного фена.

— Зачем? — сказал я. — Хочешь заказать полотно для своей комнаты?

— Просто хочется знать, что за человек рисует мазню, чтобы сделать красиво в салоне первого класса дальнего рейса.

— Пожалуйста, хватит повторять это противное слово «мазня».

— Мадемуазель, будьте любезны, вы не могли бы сказать, откуда эта картина?

Стюардесса, брюнетка, скорее стройная, не оборачиваясь, пожимает плечами.

— Мадемуазель, будьте любезны!

Стюардесса резко оборачивается со словами: «Понятия не имею, мадам», — и пытается пройти в кабину, но я уже узнал эту лису, брюнетку в очках, а потому хватаю ее за руку и спрашиваю вполголоса, чтобы не перебудоражить весь самолет:

— Скажите наконец, чего вы от меня добиваетесь?

— Ничего, месье, отпустите меня, или я позову охрану.

— Увидите, что я сделаю с вашей охраной, — рычит Мирко с заднего ряда.

— Гляди-ка, — говорю я, — «Особое мнение» кончилось? Ну и как тебе?

— Слушай, мне очень понравилось… Все-таки Спилберг — это хорошо.

— А знаешь, они с папой очень дружили.

— Правда?

— Так вы отпустите меня или нет?

— Сначала ты мне объяснишь, почему следишь за мной.

— Я за вами не слежу, месье.

— Тогда что ты тут делаешь?

— Я стюардесса, если вы не заметили.

— Ну-ну, — отвечает Мирко, — я тоже могу напялить униформу и с дурацким видом махать руками перед спасательным жилетом, и все меня примут за стюардессу.

— В таком случае, — говорю я, игнорируя спорное утверждение моего охранника и друга Мирко, — за каким чертом ты приперлась на мой обед и обдолбалась кокаином со своими безмозглыми подружками-моделями в «Маркете» ровно полтора года назад?

— У меня сестра — модель. И вовсе не безмозглая: пишет диплом по гуманитарным наукам. Она тогда ушла с вами.

— А? И как ее зовут?

— Мелинда.

— Мелинда… Мелинда… Такой не знаю.

— Кто такая Мелинда, Дерек? — спрашивает Манон, с тяжелым вздохом роняя на пол «Гала».

— Ну, — говорю я, — допустим, сестра-модель, которую я трахнул, но это вовсе не объясняет, как тебя через три месяца занесло в «Риц» в четыре утра, притом в номер как бы случайно напротив моего?

— Я была с сестрой. Мы… мы возвращались с вечеринки у аравийцев, которые с третьего этажа.

— Да ну? — говорю я, отпуская ее. — И много там было народу?

— Не очень, — говорит она, потупившись, — Наташа Кадышева. Роберт Дауни-младший, ээ, он все не хотел признаться, что под газом. Мы смылись.

— Ах, какой чудный персонал у «Юнайтед»… — произносит Мирко.