Результаты переписи в отношении религиозности населения, как минимум, до июня 1937 г. скрывались даже от Комиссии по вопросам культов. 1 июня 1937 г. председатель Комиссии П. А. Красиков писал и. о. председателя ЦУНХУ И. Д. Верменичеву: «Прошу Вас сообщить мне хотя бы строго секретно те разработки и данные, которыми Вы уже располагаете»[292].

В дополнение к результатам переписи, которые разрушили ложное представление об искоренении религии в СССР, не оправдались надежды на массовое сложение сана священнослужителями. Комиссия по вопросам культов отмечала, что в их среде преобладали противоположные настроения: «Признавая духовенство, советская власть подтверждает, что не может обойтись без него», «религиозность населения, ранее искусственно подавленная, возрастет», «авторитет служителей] культа среди населения поднимется»[293]. Действительно, к середине 1930-х гг. в целом произошло изменение отношения простых людей к духовенству. Лишенное государственного покровительства и преследуемое властями духовенство вызывало всё большее сочувствие в низах общества. По мнению М. Ю. Крапивина, священник 1930-х гг. был уже не старорежимный «жирный поп», а свой брат-труженик, советчик и утешитель[294].

Таким образом, в начале 1937 г. ситуация в религиозном вопросе кардинальным образом изменилась. Власть осознала свою ошибку в представлении о религиозности населения как решенной проблеме. Эта ошибка могла стоить дорого, принимая во внимание приближение выборов в Верховный Совет СССР. Можно согласиться с мнением, что в данном аспекте Конституция, «задуманная как особый пропагандистский трюк, как гениальный обман иностранного мира и своего народа, могла стать опасной для власти и для вождя»[295].

Проведение выборов по новым нормам законодательства, которое предоставило духовенству пассивное и активное избирательное право, всколыхнуло религиозные круги. Священнослужители развили бурную деятельность по мобилизации религиозного актива, подбору и выдвижению своих кандидатов в депутаты — такая деятельность была отмечена в Татарской, Удмуртской, Чувашской АССР, Горьковской, Западной, Куйбышевской, Ленинградской, Омской, Сталинградской, Ярославской областях РСФСР и Харьковской области УССР[296].

В селе Николаевка Воронежской области группа во главе с местным священником призывала население «воспользоваться новой Конституцией, быть организованными, чтобы легче продвигать к руководству своих людей»[297]. В селе Богородском Ивановской области начетчик Спирлов уверял верующих, что «Христос — коммунист, и все, кто соблюдает его учение, — настоящие коммунисты, а потому выбирать в советы надо только верующих»[298]. В Сайрамском районе Южно-Казахстанской области националистические деятели совместно с мусульманским духовенством составили список своих кандидатов в председатели райисполкома, сельсоветов и других государственных органов[299].

Священнослужители устраивали «пробные выборы», в частности, в Узбекской ССР, Карельской АССР, Калининской и Горьковской областях[300]. В ГЦекинском сельсовете Северной области религиозные активисты убедили колхозников переизбрать председателя колхоза имени Литвинова и выбрать на его место местного псаломщика[301].

В предвыборной деятельности священнослужители использовали предвыборные поездки — в частности, по колхозам Харьковской области[302], а также вели агитацию с помощью «странствующих» религиозных активистов[303]. Агитация велась не только в среде религиозной общины, но и в миру — например, в Ивановской области священник вел агитацию в промышленной артели за выдвижение его кандидатуры в Верховный Совет СССР[304].

Священнослужители пытались реализовать свое право на участие в избирательных комиссиях, в частности в Ленинградской области. Антирелигиозная пропаганда с возмущением сообщала, что в Мирзояновском районе Южно-Казахстанской области из 125 человек, выдвинутых в участковые избирательные комиссии, 55 оказались «классово чуждыми» — особенно были представлены «сектанты, муллы, попы»[305].

Священнослужители, выдвигая своих кандидатов в депутаты, в основном преследовали цель не развить мифическую «контрреволюционную» деятельность, которую им предписывала советская пропаганда, а упрочить положение религиозных институтов: например, в Малмыжском районе Кировского края собрание церковных активистов постановило: «Чтобы церковь хорошо работала… нужно выдвинуть в Верховный Совет кандидатуру протоиерея»[306].

В то же время советские органы выявили попытки ряда священнослужителей и религиозных активистов тем или иным образом противодействовать проведению выборов — они «призывали верующих проваливать кандидатуры коммунистов»[307], агитировали против «блока коммунистов и беспартийных»[308]. В Мытищинском районе Московской области церковная группа «старалась дискредитировать кандидатуры, выставляемые в Верховный Совет»[309]. В Карелии ко дню выборов религиозные активисты приурочивали ремонт молитвенных зданий, в Грузии — организовывали религиозные процессии и массовые богослужения на кладбищах. Распространялись «письма с неба», которые пророчили близкий конец света, а с ним — и конец безбожной власти[310]. Муллы и ишан Ашхабадского района Туркменской ССР «запугивали» женщин, отвлекали их от посещения кружков по изучению избирательного закона. В Уфе были распущены слухи, что «большевики к выборам не подготовились, и выборы не состоятся»[311].