— Может зайдем в кафе и перекусим? — Никита берет меня под локоть, я напрягаюсь, но позволяю ему себя потянуть в сторону кафе. Желудок в предвкушении подает громкие звуки, заставляя меня краснеть, а Никиту усмехаться.

Присаживаемся возле окна, официант приносит меню. Я заказываю горячее, салат и чай. Никита берет себе мясо и овощи на гриле. Мы одновременно утыкаемся в мобильные телефоны, не поднимаем головы пока нам не приносят наш заказ.

— На следующей неделе уже будут холода, нужно купить куртку и ботинки. Я смотрю ты в кроссовках бегаешь.

— Они утепленные, — не моргнув глазом, вру. — А на куртку ждут скидку, она с прошлой коллекции, так что скоро должна снизиться цена.

— Не затягивай с покупкой, твоя ветровка совсем не греет, а заболеть дело не хитрое, — от его заботы мне становится тепло, я, не моргая, смотрю на мужчину. Никита хмурится. — Что?

— Мне приятна…твоя забота. Давно обо мне никто не беспокоится, — шмыгаю носом, хватаю салфетку. — Извини за сентиментальность.

— Бывает, — взгляд его светлеет, напоминает загустевший мед. Внезапно перед ним оживает мобильник. Благодушное выражение лица мигом с него слетает. Торопливо хватает телефон.

— Да, Паш, — смотрит перед собой, сводит брови к переносице, лицо с каждой секундой ожесточается. — А мама? Где мама? Не выходи из комнаты, я сейчас приеду, — быстро кому-то набирает. Я чувствую его беспокойство, его тревогу, поэтому допиваю чай.

— Артур, привет. Мне только что звонил Паша, говорит, что Марина опять в припадке. Ты ж вчера мне сказал, что с ней все в порядке, — жестом подзывает официанта, не переставая слушать своего собеседника. — Предупреди охрану на кпп, я еду к тебе домой. До связи.

— Что-то случилось? — после небольшой паузы спрашиваю, как только официант отходит с оплаченным чеком по карте.

— Собирайся, — Никита помогает мне одеться, сам все это время явно думает о сыне. Я молчу, не лезу с вопросами. Если захочет, сам все расскажет.

Мы едем в совершенно в противоположную сторону, едем в объезд, минуем пробки. Никита явно знает, куда ехать. Мне хочется знать, что происходит, почему мы едем в сторону Рублевского шоссе. Сворачиваем с главной дороги. Контрольный пункт, нас пропускают. Стараюсь не крутить головой по сторонам, не рассматривать в немом в восхищении дорогие особняки. Останавливаемся возле одного шикарного дома. Никита словно забыл о моем существовании, а я слишком напряжена, чтобы оставаться в машине. Вдруг потребуется моя помощь.

Дом-картинка. Подобные дома я видела только в интернете, в какой-то архитектурной рекламе. Тут все пропитано деньгами. Большими деньгами.

— Папа! — к Никите через весь большой холл, название вспомнила из фильмов, несется Паша. Лицо его мокрое от слез, губы дрожат. Я прикладываю руку к сердцу, как-то неожиданно оно сжалось от переживаний.

— Паш, я ж говорил тебе сидеть в комнате, — Никита прижимает к себе сына, вытирает ладонью его лицо. — Где мама?

— Она на кухне. Она странная. Пугает меня. Я боюсь ее, — обнимает своими маленькими ручонками крепкую шею Никиты, прячет лицо. Он такой маленький, беззащитный на руках отца. Я делаю шаг в их сторону, но одергиваю себя. Меня не просили подходить, не надо лезть.

— Паша! — женщина в дверях кухни мало похожа на ту женщину, которую я видела на фотографиях у Полины Сергеевны. Светлые волосы растрепаны, глаза лихорадочно блестят, бегают в разные стороны, губы искусаны до крови. Она неопрятно одета, ощущение, что еще не умывалась.

— Никита? — на секунду ее глаза приобретают осмысленное выражение. — Что ты тут делаешь? — замечает меня, высокомерно задирает подбородок.

— Со своей подружкой приехал? Милая, но молодая. И смотрит на меня злорадно. Точно торжествует, что сумела у меня тебя отобрать. Но знаешь, что милочка, это тебе так кажется. Этот мужчина всегда будет моим! Он только мой! — ее голос с каждым словом все повышается и повышается. Никита опускает Пашу на пол, что-то ему говорит на ушко, мальчик убегает в сторону лестницы.

— Ник, она ухмыляется! Ты посмотри на нее! Какая нахалка! Кто тебя пустил на порог моего дома? Пошла вон служанка! Воровка! Это ты украла мои бриллианты! Никита, вызови полицию, пусть ее арестуют, — Марина угрожающе начинает двигаться в мою сторону, я пячусь назад. Что здесь происходит? Почему она меня назвала служанкой, потом воровкой, когда недавно определила в подружки Никиты? Непонимающе смотрю на Никиту, он хватает Марину за руку, тянет к себе.

— А! Я знаю, кто это! Это, наверное, сестра наших соседей. Они что-то говорили о ее приезде. Дорогой, ты сегодня невообразимо рано, — у меня ощущение, что я превратилась в Алису и попала в Зазеркалье. Я ничего не понимаю.

— Марин, пойдем в комнату. Выпьем твои лекарства, — Никита осторожно ее обнимает, не спеша ведет куда-то в сторону. Я иду следом. Марина перестает нести бред, послушно заходит в одну из комнат, ее усаживают на кровать.

— А ты очень милая, — смотрит на меня ясными глазами, улыбается. Я улыбаюсь в ответ. — Ник, она мне нравится.

— Я рад, — Никита подходит к столу возле окна, берет стакан с водой и какие-то таблетки, возвращается к Марине. — Пей.

— Ты хочешь меня отравить? И ты? — она вскакивает на ноги, мечется по комнате. — И ты туда же. Сначала Артур, теперь ты! Вы хотите моей смерти, я вам надоела!

У меня возникает ощущение, что я нахожусь в сумасшедшем доме. Я не понимаю эти перепады настроения Марины, я не понимаю отстраненное выражение Никиты. Я даже не понимаю, откуда в комнате возникают несколько мужчин, словно они тоже плод воображения. Они ловят Марину, один из мужчин появляется со шприцом. Марина вырывается, пытается кого-то укусить, лягнуть, постепенно ее деятельность стала стихать, в какой момент ее подхватывают на руки и укладывают на кровать. Никита оказывается возле меня, берет под локоть и выводит из комнаты. Нам встречу попадается еще один мужчина, разговаривающий по телефону. Завидев нас, завершает разговор. Окидывает меня мимолетным взглядом, обращает внимание на Никиту.

— Через две недели Марина вылетает в Швейцарию. Я нашел там хорошую клинику, думаю ей там помогут. Надеюсь, что вопрос с опекой к этому времени будет решен. Ты понимаешь, Никита, что в твоих все интересах. Я, конечно, могу мальчика поместить в пансионат-интернат, мне не сложно.

— Спасибо, но нет. Пашку я заберу себе. Я надеюсь, что он больше не будет оставаться с ней наедине?

— Нет. Признаю свою вину, что ослабил над Мариной опеку. Вчера она меня убеждала, что все с ней в порядке.

— Я позвоню тебе, — мужчины кивают друг другу, расходимся в разные стороны. Я храню молчание до самой машины, но когда Никита открывает для меня дверку, смотрю ему в глаза.

— Что происходит?

— Марина больна. У нее шизофрения. Перед моей командировкой она попала в аварию. С ней был Паша. Слава Богу, все обошлось, но сын напуган. Мне нужна жена, чтобы его забрать к себе, — ровный голос, лишен любой эмоциональный окраски, словно перегорел, отболел ситуацией. Я на секунду задумываюсь. У Никиты работа разъездная, Полина Сергеевна пожилая женщина, органы опеки могут придраться. Если у Никиты будет жена, которая присмотрит за ребенком пока он в отъезде, все вопросы будут сняты. Он и его мама оказали поддержку мне в трудную минуту, я в силах им помочь сейчас.