Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …ну что ты, кисонька. Я люблю только тебя… Конечно, моя золотая… Ты же знаешь, сегодня никак, сегодня я под арестом. Сегодня я обязан исполнить супружеский долг… Хорошо, хорошо, я не буду сильно утомляться…, — стараясь смеяться, как можно тише говорил муж кому-то по телефону.
В тот ужасный миг перед моими глазами стены и потолок поплыли в разные стороны. Дыхание остановилось, словно кто-то железной рукой сдавил горло. Наверное, я непременно упала бы в обморок от столь страшного прозрения, но обида от унижения помогла совладать с эмоциями. С трудом, сдерживая рыдания, я добралась до спальни, быстро собрала самое необходимое, оделась и перед тем как уйти взяла лист бумаги и написала: «С сегодняшнего дня ты освобождаешься из-под ареста. Больше супружеский долг тебя утомлять не будет». Затем, в течение года длился бракоразводный процесс. Сначала муж пытался вымолить прощения, потом стал угрожать убить любого мужчину в радиусе ста метров от меня, а потом и себя. В конце концов, поняв, что вернуть жену назад не сможет, он подал в суд на раздел имущества.
Меня просто развеселил этот прием. Я легко согласилась на все его условия, согласно которым в нашей общей квартире на тот момент лично мне принадлежала лишь швейная машинка, которую подарили мне моя мама и свекровь в складчину на день рождения. Судья, рассматривающая наше дело долго недоумевала, почему я ни на что не претендует, все же за пять лет совместной жизни, мы успели приобрести и новую мебель, и бытовую технику, и машину. В результате я вернулась в свою однокомнатную квартиру, где когда-то жила вместе с мамой. Зато ничто не напоминало о бывшем муже и о тех минутах унижения, которые мне довелось испытать, стоя под дверью туалета и, слушая, как мой горячо любимый муж, сидя на унитазе, говорит те же самые ласковые слова, какими называл всегда меня, совершенно другой женщине.
Сейчас все эти воспоминания уже не доставляли той физической боли, как прежде, но и настроение, конечно, тоже не поднимали. Я просто больше не позволяла себе так безрассудно влюбляться. Конечно, в моей жизни за это время были мужчины. Но это были лишь мимолетные романы и не более. Ни о каких глубоких чувствах речь не шла.
Встреча с Андреем могла оказаться из разряда очередного любовного приключения, и не будь у меня тех проблем, которые были на данный момент, возможно, я бы с удовольствием завязала с ним роман, но…
Одно большое «НО» не давало мне покоя. Уж больно не вовремя появился Андрей в моей жизни.
— Ты не ответил: кто ты?
Андрей на минуту задумался.
— Надо же, такой простой вопрос, а как не просто ответить…
— Давай без философии, — предложила я.
— Как скажешь, — согласился он, — зовут Андрей, впрочем, это ты знаешь. Фамилия Сапожников. Возраст Христа. Работаю тренером, воспитываю будущих олимпийских чемпионов — легкоатлетов. Холост, вернее разведен. Детей нет, думаю, пока. Что еще тебя интересует?
Мне захотелось сказать, что меня интересует буквально все, но вместо этого я отвернулась к окну и снова задумалась. В тот момент я думала о бесполезности этого разговора. Я прекрасно понимала: что бы он сейчас ни сказал, я не смогу поверить ему до конца. А ведь недоверие рождает подозрение…
Пока я размышляла, Андрей стремительно сокращал расстояние до Юлиного джипа, то и дело недовольно поглядывая в окно заднего вида.
— Тань, ты чего задумалась?
— Да так, ничего, — вздохнула я своим мыслям.
— Опять обо мне думала, — спокойно заметил он.
— С чего ты взял? — почти возмущенно отозвалась я.
— Ну, я не знаю. Просто я бы на твоем месте тоже сомневался.
— В чем?
— Верить или нет.
— Почему?
— По кочану. Слушай, брось гонять ненужные мысли. Я тебя прекрасно понимаю и не обижаюсь. Но я действительно хочу тебе помочь, и давай не будем пока возвращаться к этой теме.
— Хм!
— И нечего хмыкать. Лучше скажи: у тебя есть знакомый на темно зеленой семерке?
— Есть. А что? — удивилась я.
— Кто это?
— Какая разница? И почему тебя это интересует?
— Просто твой знакомый следует за нами по пятам.
— Где? — я резко развернулась назад, пытаясь разглядеть машины, потом повернулась обратно и достала телефон.
— Убедилась?
Я оставила вопрос без ответа, а в трубку сказала:
— Натка, привет. Это ты за нами едешь?
— Я, — послышался из трубки Наткин голос, — Вы, что же, меня заметили?
— Конечно, коспираторша! А как же домашнее хозяйство? Коля-то знает?
— Вот еще! — фыркнула подруга, — Нашелся любитель домостроя. Что ж я не могу подругу подстраховать? Как там у тебя?
— Все нормально, — я постаралась ответить убедительно и искоса глянула на Андрея.
Тот внимательно следил за дорогой, но и разговор, конечно, прекрасно слышал.
— Зачем ты за нами едешь? Не нужно этого. У меня все в порядке, мне ничего не грозит, — понизив голос, с нажимом проговорила я.
— А я, может, не за вами еду, — надулась Натка, — я за Юлей еду.
— Откуда ты ее знаешь? — изумилась я.
— Узнала по твоему описанию. Это было легко — такая яркая особа. Да и машина у нее приметная. У тебя точно все в порядке?
— Говорю же. Натка, брось эту затею. Юля едет в направлении дома отца, так что это вовсе не интересно. А мы едем не за ней, а к Андрею на работу, он обещал мне показать место, где тренирует своих олимпийских чемпионов, — неожиданно для самой себя выпалила я и снова украдкой посмотрела на Андрея.
Андрей изумленно поднял брови, немного подумал, а потом утвердительно кивнул головой, как будто соглашаясь с моим предложением.
— Ну, как знаешь, — обиженно проворчала Натка, — я как лучше хотела, за тебя переживала.
— Наташ, все нормально, мне ничего не грозит, — более уверенно отозвалась я.
— Ты действительно хочешь посмотреть, где я работаю? — с сомнением спросил Андрей, когда я попрощалась с Наткой и выключила телефон.
— Почему бы нет? — неопределенно пожала я плечами.
— Ты уверена, что наблюдение за Юлей не нужно? С чего ты взяла, будто она едет к отцу?
— Уверена. Поверь мне, дорогу к своему дому я знаю хорошо, а она едет именно в этом направлении. Бедная девушка, сколько на нее всего навалилось.
— Себя пожалей, — заметил Андрей, — будешь жалеть всех кроме себя, никогда не выберешься из передряги.
— Юля здесь ни при чем. Она, конечно не права, обвиняя во всех бедах меня, но понять ее можно.
— Зачем же мы за ней едем?
— Не знаю?