О'Хара приписал внизу от руки: «Благочестивая куча дерьма! Никто в газете не знает, кто настрочил это. Им статьи часто приходят со стороны».

Однако сообщение на этом не кончалось.

Приписка О'Хары поясняла: «Этот параграф появился в колонке неуважительных сплетен „Кейбла“ в тот же день, что и некролог.

„Тайны семьи Висборо унесены в могилу? Руперт (76 лет), член Жокейского клуба, умерший в среду от удара, кажется, никому не открывал, почему его свояченица была двадцать три года тому назад найдена повесившейся при невыясненных обстоятельствах. Вдовец Джексон Уэллс, теперь женившийся вторично и выращивающий капусту под Оксфордом, „не имеет комментариев“ в связи с кончиной Висборо. Ответ на загадку двадцатишестилетней давности должен существовать. Сообщите нам, если что-то знаете“.

О'Хара нацарапал: „Кейбл“ получила примерно шесть ответов, и ни в одном ничего толкового. Они рассказывают только о том, к чему были причастны. Но с великими затратами они отыскали записи в микрофильмах и нашли сообщения, публиковавшиеся в те времена».

Первое упоминание содержало просто маленькую строчку: «Жена тренера найдена повешенной».

Почти две недели поступали ежедневные откровения, в основном крутившиеся около ответа на вопрос: «сама она или кто-то ее?..», а в равной доле о том, как нечестно — и горько в личном плане, — что это плохо скажется на амбициях Висборо касательно политической карьеры.

Труп в благородном семействе, кажется, обескуражил не только владельцев лошадей; нерешительность распространилась и на вербовщиков сторонников кандидата и потенциальных избирателей.

История исчерпала сама себя за отсутствием улик. Последнее упоминание о жене Джексона Уэллса вообще оказалось ложным: «Полиция намерена произвести арест со дня на день». И после этого — молчание.

Основной вопрос остался без ответа: «Почему она умерла?»

Я поужинал и отправился в постель и видел сны о них: Висборо — как Сиббер, его неверная жена — прелестная актриса Сильва, Джексон Уэллс — Нэш, а «блаженная», повешенная женщина — облако муслина, мерцающий силуэт у окна.

Никакой интуиции. Никакого вдохновения. Никакого решения.

Сцену «выезд на тренировку» следующим утром преследовали задержки. Одна из лошадей, заупрямившись, сбросила седока и сшибла оператора у камеры. Посреди съемки перегорели осветительные лампы. Один из грумов громко задал глупый вопрос во время работы камеры, а звукоинженер вместо того, чтобы навести порядок, в это время вышел покурить.

Нэш, выходя из дому, забыл взять шлем, который собирался надеть перед тем, как сесть на лошадь. Он яростно щелкнул пальцами и направился обратно.

К тому времени, как мы наконец добились приемлемого результата, уже был не рассвет и даже почти не утро. Монкрифф, сыпля проклятиями, щелкал переключателями светофильтров, чтобы отсечь сияние солнца. Я посмотрел на часы и подумал о вертолете.

— Еще раз! — крикнул я всем. — И Христа ради, делайте все как следует. Не возвращайтесь, поезжайте сразу на тренировку. Все готовы.

— Камеры пущены, — сказал Монкрифф.

— Пошли! — выкрикнул я, и снова грумы вывели своих терпеливых одров из стойл, вскочили в седла, построились вереницей и потянулись за ворота. Нэш, последовав за ними, забыл взглянуть на окно.

— Стоп! — заорал я и сказал Монкриффу: — Берем.

Нэш с ругательствами повернул назад.

— Не имеет значения, — махнул я рукой. — Мы это вставим. Вы не могли бы снова проехать, обернуться и посмотреть вверх после того, как минуете ворота, как будто остальные лошади ушли вперед из поля зрения? Мы снимем этот взгляд еще и крупным планом.

— Прямо сейчас?

— Да, — ответил я. — Сейчас, пока не изменилось освещение. И как насчет мимолетного гнева на жену?

Гнев крупным планом вполне стоил того дополнительного времени, которое понадобилось, чтобы поднять камеру повыше. Даже Монкрифф улыбнулся.

Нэш только и сказал:

— Я надеюсь, что распорядители в Донкастере подождут с обедом.

Он сел в свой автомобиль, я на минуту или две задержался, но когда приехал в отель, то застал его стоящим в вестибюле и с напряженным вниманием читающим газету.

— Нэш! — окликнул я его.

Он опустил газету, сунул ее мне в руки и в неистовом гневе произнес:

— Дерьмо!

Потом повернулся на пятках и вышел, оставив меня выяснять, что же так выбило его из колеи. Я увидел.

Я прочитал и почувствовал в себе тягу к убийству.

«Помойка вместо фильма о скачках.

Первые сообщения о фильме „Неспокойные времена“, снимающемся сейчас в Ньюмаркете, гласят о спорах, разногласиях и нервотрепке.

Нашумевший роман писателя Говарда Тайлера, уже десять недель находящийся в списке бестселлеров, по мнению моего источника, неузнаваемо искажен. Нэш Рурк, суперзвезда, сожалеет, что вовлечен в это; он говорит: „Режиссер Томас Лайон (30 лет), неумелый, грубый, настаивает на изменениях сценария, сделанных в последнюю минуту“.

Лайон клянется разрешить загадку двадцатишестилетней давности — основу шедевра Тайлера. Полиция в свое время потерпела неудачу. Кого хочет обмануть Лайон?

Естественно, те, кого близко затронула необъяснимая смерть жены ведущего ньюмаркетского тренера, обеспокоены, что давно остывшие угли пытаются раздуть в жгучее пламя.

Версия Лайона такова, что тренер — муж повесившейся женщины (актер Рурк) спал с ее сестрой, чем навлек на себя сокрушительную месть обманутого таким образом главного распорядителя Жокейского клуба, позже свихнувшегося. Ничего подобного в действительности не происходило.

Почему гиганты Голливуда вверяют постановку фильма по столь престижной книге зазнавшемуся невежде? Почему этот шут гороховый продолжает с напыщенным видом расхаживать по Хиту? Кто позволяет ему тратить миллионы долларов на это недостойное извращение великой книги?

Подходит ли Томас Лайон для такой ответственной должности?»

Здесь же была большая фотография угрюмого Нэша.

В слепой ярости я влетел в свой номер и услышал, что звонит телефон.

Прежде чем я смог что-либо сказать в трубку, голос Нэша произнес:

— Я не говорил этого, Томас.

— Вы не могли этого сказать.

— Я убью этого сукина сына Тайлера.

— Оставьте его О'Харе.

— Мы все-таки едем в Донкастер?

— Несомненно, — ответил я. Куда угодно, только подальше от Ньюмаркета. — Будете готовы через полчаса?

— Я буду внизу, в вестибюле.

Я позвонил О'Харе на мобильный телефон, но поймал только автоответчик, попросивший меня оставить сообщение. Я продиктовал: