Правящий ублюдок изволил отдыхать, вальяжно развалившись на кровати, одной рукой приобнимая любовницу. В воздухе отчётливо стоял запах секса и крови — «аристократы» в удовольствии себе не отказывали, а потому мало того, что перемежали постельные утехи с глотком-другим «красненького», так ещё и не стеснялись использовать кровь в своих развлечениях. Что-то неизменно проливалось и давало характерный запах. И это в то время, как остальные вынуждены давиться звериной. Тем не менее подобная расточительность сейчас была мне на руку — можно не опасаться, что свита подорвётся из-за запаха.

Очень осторожно переставляя ноги, чтобы под подошвой не скрипнула даже малейшая песчинка, я медленно двигался к ложу, а когда до того осталось три шага, на полную задействовал свою способность к ускорению и бросился вперёд. Осиновый кол вошёл в грудь мужчины легко и непринуждённо, но вот дальше случилось неожиданное — тело вампира дёрнулось, и Алехандрос открыл глаза, но… На этом всё. Ни криков, ни попыток встать, дотянуться до оружия, вытащить кол — вообще ничего. Его словно… парализовало?

— М-м? — зашевелилась рядом с лордом вампирша. — Чт… — но я не дал ей договорить и на всё том же полном ускорении снёс голову взмахом меча.

В отличие от своего любовника, она оказалась куда менее… крепкой и почти мгновенно «высохла» всем телом, распавшись в серый прах. Лорд же продолжал лежать и злобно моргать в мою сторону глазками, но ни вытащить «занозу», ни обратиться в туман и «откочевать» куда-то не пытался.

Первая мысль, что попал я не совсем точно, оказалась ошибочной — кол сидел ровно в сердце, но убивать вампира не спешил. И это немного ставило в тупик. Фактически, главная причина, почему я пошёл первым делом именно сюда, заключалась в том, что я помнил объяснения Джошуа про то, что всем отпрыскам резко поплохеет, если обративший их вампир умрёт. То есть прикончи я этого лордика — и все оголтелые вооружённые фанатики, считающие этого выродка любимым отцом, наставником, лучшим другом и так далее, станут не опаснее простого человека, а всякие зомби снаружи и вовсе окончательно поумирают. В теории. Ведь именно он их всех и сделал. Попытайся же я действовать поступательно и начни со свиты, не факт, что обративший ничего бы не почуял и не среагировал, а дальше бы на меня просто ломанулась вся вышеописанная толпа в полных силе и здоровье.

Вот только что теперь с ним делать — не очень понятно. С одной стороны, пока он жив и просто парализован, остальные вампиры могут ничего не заметить, а я смогу продолжить тихую зачистку, но с другой… Во-первых, нет никакой гарантии, что они не заметили до сих пор и не заметят через минуту-две-три. А во-вторых, нет никакой гарантии, что через эти минуту-две-три сам Алехандрос не сможет скинуть паралич, избавиться от кола и ударить мне в спину в самый ответственный момент.

Прах, в который превратилось тело Мари, ещё толком не осел на простыню, а мои мысли и сомнения только ускорялись. Прикончить этого урода было нужно, но и терять элемент неожиданности в разборках с остальными не хотелось.

Да, я уже однозначно решил совершить умышленное, продуманное убийство существ, что пусть недолго и не совсем по моей воле, но были мне товарищами, с которыми я жил под одной крышей и, условно, делил один хлеб. Вопрос был лишь в том, как это сделать с наименьшим риском. И судорожное метание мысли в конце концов выдало однозначный вывод — шансы на продолжение убийства всех по-тихому не стоят риска получить удар в спину от истинного вампира. Вот только… смерть бывает разная, а тут в комнате ещё и такой заманчивый запах людской крови витает.

— Хм-м, — последние песчинки праха от погибшей вампирши окончательно опали, меня же не менее окончательно захватила одна мысль: — а что будет, если выпить не человека, а вампира?

Прожигающий меня ненавистью взгляд лорда Алехандроса подёрнулся пеленой испуга, но пошевелиться вампир всё равно не смог. Возможно, сейчас мне требовалось разразиться речью на тему того, как я его осуждаю и всё такое, но это было бы в высшей степени лицемерно. И потому я молча поспешил узнать ответ на свой вопрос.

Клыки вошли в шею вздёрнутого одной рукой «лорда», и в рот сразу же хлынула кровь. Ещё более вкусная и питательная, чем людская. Она пьянила не хуже крепкого вина, более того, я ощущал, как словно концентрированное жидкое могущество начинает струиться по моим жилам. Это было потрясающе! Захватывающе! И потому, когда источник этого блаженства начал иссыхать, я с ещё большей жадностью принялся втягивать этот нектар, даже не сразу обратив внимание, что в какой-то момент вместо крови в меня начало втягиваться что-то более тонкое, не в чистом виде жизненная или некротическая энергия, но что-то ещё, тоньше, глубже… и это было ещё вкуснее! И я вгрызся в шею жертвы, стараясь ухватить как можно больше этого "нечто".

Все энергоканалы внутри напряглись и вспыхнули для сознания и чувств образом чёткой и выпуклой сети, почти столь же ясно и ярко, как тогда, когда я только вселялся в это тело. Я чувствовал, что до сего момента заметная часть магистралей энергии была всё ещё неактивной, схематичной и будто спящей — энергия через них не шла, двигаясь лишь по самым широким и важным каналам. Но в тот момент, когда я начал поглощать эту тонкую, неуловимую суть из крови вампира, всё, что раньше было сухим и безучастным, наполнилось энергией, расправилось, ожило… Периферийные, тонкие и спящие энергоканалы резко включались в общую сеть, а те, что и до того носили в себе магическую силу, стали расширяться, крепнуть, набухать…

В себя я пришёл, наверное, через пару минут, не раньше. От лорда осталась только кучка праха, в которой валялся осиновый кол, да пара колец, которые он носил не снимая, а мне было хорошо. Очень хорошо. В теле чувствовалась приятная лёгкость, мысли текли весело и раздольно, хотелось двигаться, что-то делать. Я бы сказал, что это похоже на опьянение, но при этом в голове было кристально ясно. И вставал отсюда вопрос…

— И что это было? — я буквально чувствовал, что стал сильнее, причём не из-за того, что «качественно поел», а как-то иначе, концептуально иначе. Мышцы аж звенели от чувства силы, внутренняя сеть энергоканалов хоть и утратила пиковую яркость, но осталась гораздо более чётко и ясно ощутима, нежели раньше, да