и окруженной шелковой сеткой до высоты пояса. На этой платформочке были приготовлены места для одиннадцати кислородных резервуаров крупных размеров, которые должны были служить одновременно и табуретами, на которых могли сидеть путешественники, и вместилищами кислорода, которым эти путешественники должны были дышать во время пути.

Корзина со съестными припасами, приготовленная заботами Тирреля Смиса, и чемодан с разного рода платьем и бельем на первый случай стояли посреди платформы. Тут же находились, довершая обстановку, корзинки парашюта, барометр-анероид и термометр, а посередине, над головами пассажиров, болтался перекинутый вдвое и продетый в блоки канат, на котором Подвешен был парашют.

Раскрытый и подвешенный парашют спускался почти до уровня почвы эспланады, вися всего на расстоянии нескольких вершков над землей и представляя из себя громадный маятник, свободно двигавшийся вокруг стальной оси, укрепленной на металлических лесах, как было уже сказано выше.

Уже два-три часа, как парашют висел на месте в полной готовности, когда Солнце вновь скрылось за темным щитом земного шара, и глубокая ночь опустилась на ту часть эспланады, где находились в данный момент наши путешественники. Это был совершенный безусловно полный мрак, если можно так выразиться. Не только на небе не виднелось ни малейшего звездного сияния, не сверкало ни одной бледной звездочки, но и самого неба как бы вовсе не существовало. Случилось это потому, что Земля заслонила собою все небо от жителей пика Тэбали.

И ничего не было слышно, ничего не видно. Это был полный, черный мрак, и полная, мертвая тишина небытия.

В большой круглой зале обсерватории все обитатели ее собрались вокруг стола, над которым горела одинокая электрическая лампочка, и в полном безмолвии, с сосредоточенным выражением на лицах ожидали, когда Норбер Моони подаст им знак садиться на воздушный корабль, то есть в корзинку парашюта.

Сердца всех сжимались страшной, мучительной тревогой. Все сознавали, что наступал решительный момент, и молча, уйдя в себя, ожидали наступления того кризиса, который должен был окончиться или спасением, или окончательной гибелью их всех.

Наконец Норбер Моони встал и подошел к Гертруде Керсэн.

– Вот он, тот момент, о котором я говорил вам, – сказал он совершенно спокойным, ровным голосом. – Теперь ровно сто пятьдесят четыре с половиной часа, как мы находимся в пути. Через тридцать восемь минут мы будем на Земле! Пора садиться в корзинку парашюта!

– Я готова! – отвечала Гертруда, встав со своего места. – Идем, Фатима, дитя мое!..

Обе они взяли по респиратору и, под предводительством доктора, который также вооружился респиратором, вышли на эспланаду и направились к парашюту, где и заняли свои заранее намеченные места. Устроив и разместив их, Норбер Моони вернулся в круглую залу обсерватории и попросил сэра Буцефала и Тирреля Смиса также занять свои места.

– Нельзя терять ни минуты, баронет, – говорил он с озабоченным видом, – я сейчас убедился, что парашют начал уже заметно уклоняться от своего вертикального положения… Не позже, как через каких-нибудь четверть часа, надо, чтобы все решительно было кончено! Вы, сэр Буцефал и Тиррель Смис, садитесь скорее на свои места, а мы с Виржилем и Каддуром отправимся сейчас во флигель, чтобы вывести наших пленных!

Баронет и его образцовый камердинер Тиррель Смис поспешили на эспланаду, между тем как Норбер Моони направился на склад, чтобы взять там резервуары с кислородом и респираторы, необходимые для заключенных в дороге.

С электрической лампочкой в руке он только успел войти в круглую галерею обсерватории, ведущую на склад, как увидел перед собой какую-то тень и почувствовал довольно сильный удар по правому плечу, так что невольно выронил лампу; почти в тот же момент несколько сильных рук схватили его поперек туловища и старались повалить на пол.

– А! вы хотели отправиться без нас! Но этому не бывать! знайте это! – кричал над самым его ухом задыхающийся от бешенства и злобы голос, в котором он, однако, немедленно признал голос Костеруса Вагнера.

Отбиваясь изо всех сил от нападающих, он видел, как две какие-то смутные тени отделились от стены.

– Каддур!.. Виржиль!.. идите скорей ко мне, помогите справиться с нашими пленными: они бунтуют!..

К счастью, Виржиль и Каддур были тут же поблизости; в одну секунду они очутились подле него и сразу поняли, в чем дело. Недолго думая, они набросились на негодяев, и в продолжение нескольких минут длилась упорная борьба. Норберу Моони вскоре удалось справиться со своим противником, довольно ловким сильным Детиной, которого он схватил за горло и повалил на пол, нажав ему коленом на грудь и не давая шевельнуться. Оказалось, что этот нападающий был Питер Грифинс.

Между тем Виржиль ловким ударом кулака в живот повалил наземь Костеруса Вагнера, тогда как Каддур, со своей стороны, ухватив обеими руками Игнатия Фогеля, сжимал его с такой силой, что тот не мог перевести дыхания и начинал хрипеть.

– Ну, вот! теперь все трое в наших руках! – воскликнул Виржиль, удостоверившись в полном поражении трех бунтовщиков, – канальи вы этакие!.. В тот момент когда мы пришли за вами, чтобы взять вас с собою, вы смеете вести себя как какие-то разбойники, нападающие из-за угла на безоружного человека, да еще втроем на одного!.. Но какими судьбами дьявол помог вам попасть сюда, сквозь стены вы, что ли, пролезли? – продолжал, подняв голову и оглядываясь кругом, верный слуга господина Моони.

Электрическая лампочка, выбитая из рук у Норбера Моони и валявшаяся теперь на полу, роняла свой свет как раз на стену, отделявшую круговую галерею от помещения заключенных. При свете ее Виржиль увидел что с камней, составлявших стену, была отбита вся штукатурка, так что достаточно было слабого удара чтобы они обрушились и образовали громадную брешь. Через нее, очевидно, и прошли злоумышленники и очутились в круговой галерее, где подкараулили Норбера Моони.

Однако этого дознания было недостаточно в данном случае; надо было еще решить, как быть с этими усмиренными бунтовщиками. Если бы победители имели при себе какое-либо оружие, то не подлежало сомнению, что с ними было бы разом покончено, но никто из троих не имел при себе решительно никакого оружия, и потому они положительно не знали, что с ними делать.

– Вот если вы, господин Моони, да Каддур согласились попридержать этого мерзавца, я сбегал бы за веревками, тогда мы живо спеленаем их как нельзя лучше! – предложил Виржиль.

– Да, да, сделай так! – согласился Норбер Моони, – притащи-ка нам своего пленника, мы уж справимся с ним, а ты беги, да живее: время не терпит!..

Виржиль проворно схватил Костеруса Вагнера, которого он держал пригвожденным к полу за шею, и полузадыхающегося волоком притащил к тому