стряхивая ресницами капли крови. Успел смахнуть её перчаткой, быстро при этом разорвав дистанцию, так как Пшеничный, явно почувствовав запах крови – причём в буквальном смысле этого слова, намеревался продолжить разящую атаку.

– Стоп!

Рефери останавливает бой и приглашает на ринг врача. Тот, хмурясь, осматривает мою рану, промокает смоченной в перекиси водорода ваткой рану, затем другим кусочком ваты, только уже смоченным в растворе Монселя. Кровь тут же перестаёт идти. Вообще-то раствор Монселя в моём будущем был запрещён, после его применения кожа вокруг раны попросту мертвеет, и требуется немало времени на её восстановление. Но кровь останавливает, это да.

Врач удовлетворенно осматривает результат своей работы и кивает:

– Вроде держит. Но следующее попадание может привести к более серьёзному рассечению, и тогда как бы не пришлось вас снимать с боя.

Это он уже ко мне обращался. Я кивнул, пообещав, что постараюсь не допустить попадания. А сам невольно покосился на стоявшего в нейтральном углу Пшеничного. Тот по-прежнему выглядел невозмутимо, как истинный ариец. Чёрт, самоуверенный какой, однако…

В этот момент я по-настоящему разозлился. Хорошая такая, спортивная злость нахлынула, не затмевающая разум, но мотивирующая на, так сказать, локальный подвиг. И я принялся его совершать. Град ударов сыпался на соперника безостановочно, тот, ошарашенный, просто не знал, что делать, разве что убегать. Но я не давал ему такой возможности методично загоняя Пшеничного то в один угол, то в другой, то прижимал к канатам. Финальный гонг застал меня в очередной атаке, когда обессиленный оппонент уже буквально висел на мне. Когда судья-информатор зачитывал счёт по судейским запискам, я уже знал, что выиграл. Но это чёртово рассечение…

Час спустя в травмпункте мне наложили с десяток швов, порекомендовав не трогать рану хотя бы пару недель. Ага, щас! Завтра день отдыха, а послезавтра у меня финал с Георгием Паркая. Судя по фамилии, мегрел, как Берия. Паркая по очкам победил Иняткина. С одной стороны, обидно за одессита, а с другой – испытал некое облегчение. Не скажу, что Иняткин мой друг, но получается, уже знакомый, да и автограф для его девушки что-то значит. И бить его как-то… жалко, что ли, не знаю, как это объяснить. В общем, моя совесть как-то немного протестовала. А теперь, получается, мне придётся драться с неизвестным грузином. Опять же, моя память упорно молчала насчёт того, что некий Григорий Паркая достиг чего-то на международном уровне. А сильных боксёров союзного уровня всех разве упомнишь!

Однако ноунейм – не повод праздновать победу раньше времени. Тем более слабые боксёры в финалы соревнований такого уровня не выходят. Поэтому мы с Казаковым очень внимательно наблюдали за вторым полуфиналом, словно предчувствуя, что моим соперником станет не хорошо уже знакомый Иняткин, а неизвестный нам грузин. И по его окончании уже могли делать для себя какие-то выводы.

Здоровенный, волосатый, как снежный человек, но при этом с ползущей со лба на затылок плешью, Георгий Паркая был из породы боксёров, которых я для себя окрестил «маленький Валуев». То есть до габаритов Коли Валуева они не дотягивают, но при этом на полголовы или даже голову выше меня и шире раза в полтора. Соответственно реакция у таких ребят не такая резкая, как у более лёгких соперников, и это их главный минус. Ну а плюс – как раз масса, которая, будучи вложена в удар, способна моментально перевести соперника в горизонтальное положение. Опять же пробить жировую складку, защищающую печень и другие внутренние органы, не так просто. Так что с выбором тактики на бой мудрить не приходится, всего лишь нужно внедрить в жизнь девиз Мохаммеда Али: «Порхать, как бабочка, и жалить, как пчела».

Но перед финалами всем даётся день отдыха. Как раз возможность выбраться в город, познакомиться с Ереваном поближе, потому что после турнира на следующее утро мы вылетаем обратно в Свердловск. Заодно совершу «винный тур». Казакова не уговорил с собой идти, тот отмазался, мол, сегодня совещание тренеров, некогда. Ладно, куплю ему бутылочку в подарок.

Я прекрасно помнил, что советский человек брал турпутевку в солнечную Армению с одной лишь целью – вдоволь надегустироваться и затариться впрок местными винами.

При этом я не большой любитель вина, предпочитаю водочку под малосольные огурчики и квашеную капустку, но в качестве презента своим вполне пойдёт. Моя винная экскурсия в принципе удалась. В первом же магазине на улице Московян удалось прикупить несколько бутылок «Арарата» три звёздочки в подарочной упаковке – простой народ предпочитал практически такой же коньяк без всяких упаковок, обходившийся на порядок дешевле.

– А «Двин» не бывает? – спросил я у дородной продавщицы с игриво выбивавшимся из-под чепца чёрным локоном.

– Э-э, так просто его не найдёшь, – протянула она, покосилась на стоявшего чуть в отдалении перед прейскурантом цен носатого покупателя и, понизив голос, сообщила. – Но могу подсказать, где можно достать это сокровище Армении.

– И где же? – так же тихо спросил я.

– У моего свёкра. Он сам делает. Если интересует, могу сказать адрес.

Я подумал и решил съездить. Ехать оказалось не так далеко, до конечной остановки автобуса 18 маршрута, где «хрущёвки» и «брежневки» ещё не смели частный сектор, но, судя по всему, это произойдёт в ближайшие годы. Пожилой, невысокий, но ещё крепкий Норайр Вазгенович Леванян, являвшимися обладателем носа чуть ли не как у Фрунзика Мкртчяна, жил в уютном домике в окружении виноградных лоз. Но думаю, они выполняли чисто декоративную функцию.

Нам предстояло спуститься в погреб, вход в который, обложенный камнем, находился во дворе. Он оказался неожиданно большим, я даже невольно присвистнул, окидывая взглядом открывавшееся передо мной пеналообразное помещение длиной метров тридцать, по стенам которого стояли десятка два разнокалиберных бочек.

– А где ж ваши виноградники? – спросил я. – Не те же, что забор обвивают.

– Э-э-э, – хитро улыбнулся старик, – зачем мне свои виноградники? Я же не капиталист… У меня договор с совхозом, я у них виноград покупаю по оптовой цене. С какого вина начнём дегустацию?

– Да я так-то за «Двином» ехал…

– Будет тебе и «Двин». Пока давай кое-что ещё испробуем.

Вскоре я уже дегустировал домашнее вино.

– Хорошее, – похвалил я, вызвав на хитрой физиономии винодела довольную ухмылку. – Напоминает…

– «Херес», – подсказал Норайр Вазгенович. – У нас оно называется «Аштарак». Только я продаю его всего по 3 рубля за бутылку 0,7 литра, а в магазине она стоит 5 рублей. И это ещё что! А теперь вот это отведай.

Следующим было «Шардоне», и тоже вкус, насколько я мог судить, на уровне. Решил, что и его возьму.