(Был нетрезв и возбуждён; всё это было произнесено с ехидством.)

(Владычка Иоанн слушал, улыбался, тихо кивал головою, как будто слушал дорогого ему ребёнка, а тот повторял Символ веры.)

2 июля

Помню, в поезде Троцкого работали: секретариат, типография, редакция газеты, штат стенографистов, телеграфная станция, передвижной лазарет, радио, электрическая станция, библиотека, гараж, баня. Оперативная группа самого Ф. Охрана из латышских стрелков. Группа агитаторов. Бригада ремонтников пути.

Пулеметный отряд. Потом прибавились два самолета, несколько автомобилей и оркестр.

Что это напоминает? Правильно, Соловецкий лагерь.

Он здесь строит поезд Троцкого. То, что увидел в молодости, – то и строит. Он и меня сюда привёз по этой причине: я оттуда.

6 июля

Приезжала Врачебная комиссия: проверяли личный состав охраны, в том числе меня.

Потом я везде их по приказу Ф. сопровождала. Было много работы и нервов.

Результаты ужасные.

(позже, пыталась успокоиться)

Вот сделанные мной выписки из заключения комиссии: “Среди 600 человек обследованных вольнонаемных и заключенных работников ГПУ оказалось около 40 процентов тяжелых психопатов-эпилептоидов, около 30 процентов – психопатов-истериков и около 20 процентов других психопатизированных личностей и тяжелых психоневротиков”.

Где я живу? Где я? Где?

А вдруг это всё заразное?

Мы что угодно могли думать, а выяснилось, что банда кретинов, садистов и психопатов переоделась в чекистскую форму, в красноармейцев, получила должности в руководстве – и мучают людей, жрут поедом, и зубы у них растут так, что корнями прорастают в их черепа: вырви челюсть, она вывалится вместе с кровавой мочалкой мозгов. Тьфу! Всё это – страшный сон мне! Страшный!

(ночью)

Всё я знала, нечего врать. Бумагу тебе надо было увидеть, чтоб поверить? Всё знала, всё.

Последний раз, когда была у него: увидела – руки его в чернилах. Он сам очень редко пишет – только диктует. А тут, значит, подписывал. Вспомнила: были расстрелы. Подписывал расстрелы и гладит меня этими чернильными руками.

8 июля

Устроила Ф. истерику у него в доме.

Он впервые ударил меня и вышвырнул вон.

Помню только одну его фразу, сказал в самом начале разговора:

– Соловчане здесь – а причины их нахождения – там. Мы видим следствие. А предыстория не ясна.

Я просто не могу это больше слышать.

11 июля

Напилась. Сказалась больной. Ещё напилась. Так целую неделю и “проболела”.

Может, актёр? Растреплет тут же всем.

12 июля

Ф. знает, что ко мне лезла эта мразь. Ничего не сделал. Нарочно. Странно, что я чего-то жду.

Ничего не жду.

26 июля

Ординарец товарища гражданина. Вот так.

(несколько записей без дат)

…

Да, мщу. Хотелось отомстить – и чтоб не с чекистом, не с конвойным, а вот с таким. Который тем более у него крутится перед глазами.

Наверное, не надо об этом.

…

Поймала себя на мысли, что хотелось бы кому-нибудь написать длинное, огромное, на сорок страниц, письмо обо всём. И тут же подумала: никому, кроме Ф., не могу! Даже захохотала.

Яна теперь замужем. Разве что Яне. Надо найти её.

…

Назначил Виоляра начальником биосада. (До вчерашнего дня он торговал молоком в лагерном киоске.) Поселил их вместе с женою – грузинской княжной – в соседней усадьбе, неподалёку от своей виллы. Виоляр рад и едва не целует Ф. руку при встрече.

Ф. снова учит английский с ним. Хотя дело не в английском. Я знаю, зачем он их поселил поблизости. Из-за княжны! Мерзавец всё-таки.

Мне нет никакого дела до этого.

…

Задержали возле Биосада монаха-пустынника. Лагерь уже семь лет здесь – и он там жил. Долго допрашивали, но всё и так было ясно. Он не врёт. Прикармливал его кто-то из бывших монахов.

Сходила – нора-норой, жил там, как крот.

Надо вылезать из норы.

…

Оказывается, он собрался в Москву! Оказывается, он женится! На девице, которую увидел неделю назад впервые. Как много стало новостей сразу.

Скоро зима, я тоже покачусь с горки. Приготовлю себе ледяночку и прокачусь. Надоели мне ваши валуны.

…

Ты какой-то не подслащённый.

(Спустя час не помню, о чём написала последнюю фразу.)

Галина Андреевна Кучеренко была амнистирована на следующий год после осуждения: скорее всего, по инициативе Эйхманиса.

С одним из первых весенних рейсов на материк она вернулась в г. Кемь. Дальше следы её теряются.

Чуть подробнее об Эйхманисе: из этих кубиков можно построить высокую, шаткую башенку, главное, отойти в сторону, когда упадёт, а то может придавить.

Итак, Фёдор Иванович Эйхманис родился 25 апреля 1897 года в семье крестьянина, село Вец-Юдуп Грос-Эзернской волости Гольдингенского уезда Курляндской губернии (если вслух всю эту географию прочитать – как сказка начинается).

Семья (отец, мать, трое детей – у Теодора, так его звали поначалу, имеются сестра и брат) разорилась и потеряла земельный надел в 1904 году.

Окончил двухклассную сельскую школу и гимназию экстерном.

С 1909 года работал в типографии рассыльным (город Виндава). Затем – кладовщик, затем корректор, затем бухгалтер этой типографии: ретивая карьерная поступь с четырнадцати до семнадцати лет, хваткий парень.

Одновременно окончил Рижский технический университет и военное училище в Риге.

Куда дальше, Теодор? В Москву! Эйхманис – работник концерна “Мюр и Мерилиз” в столице. Вспышка: высокий лоб, внимательные глаза, тонкие губы – породистый, хоть и крестьянского рода, юноша стоит под рекламными гирляндами одноимённого магазина; красиво. Следующая фотовспышка, согласно законам жанра – трагическая, над головой, как детские каляки-маляки, туча – сейчас шарахнет гром.

В 1916 году призван на фронт: Фёдор Эйхманис – солдат Ахалцихского пехотного полка.

Скорый перевод в команду разведчиков при штабе 41-й дивизии. Основания: неоднократно проявленное мужество, два образования (по некоторым данным – технический университет тоже окончил экстерном), отличное владение немецким языком.