Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мало кто, сир, но совершенно точно там были его племянник граф фон Фризен, а также барон фон Гримм... Наверное...
— Гримм? Отправьте за ним немедленно. Министра обеспокоило это требование, и он попытался возразить:
— Сир! Но барон общается с самыми свободомыслящими людьми королевства! Он знаком с Вольтером, Дидро, а его любовница — мадам д'Эпине!
— Довольно! Я хочу его видеть здесь немедленно. Не вынуждайте меня повторяться. Но сделайте так, чтобы об этом визите знало как можно меньше людей.
Смирившись, министр поклонился и вышел. Оставшись наедине с самим собой, Людовик XV сел за свой рабочий стол и беспомощно обхватил голову руками. Смерть этого странного, неуемного человека, его незаменимого соратника, которому удалось стать большим французом, чем кому-либо еще, оказалась для него более сильным потрясением, чем король мог себе представить. Мориц Саксонский был неоспоримым военным гением! И умереть он должен был совсем не так — король представлял себе его смерть на поле боя, в суматохе сражения, когда маршал в очередной раз рисковал жизнью, чтобы одержать победу во имя Франции. А он ушел тихо, в забвении, пал жертвой глупой болезни всего в пятьдесят четыре года! Слеза прокатилась по щеке Людовика... Ночь уже опускалась, сменяя серый осенний день, окутывая дворец и окружающий его лес холодной дымкой. Было 1 декабря 1750 года.
* * *
Через три дня, в то же время и в том же месте, перед королем предстал человек, которому было около тридцати лет, роста он был чудь выше среднего, полноватый, с удивительно высоким лбом и непропорционально большим носом. Он поклонился королю, который, хмуро разглядывая посетителя, стоял у одного из окон:
— Я хотел вас видеть, барон фон Гримм, чтобы расспросить вас о смерти моего несчастного маршала Саксонского. Как мне сказали, вы были в тот момент рядом с ним, не так ли?
— Да, был, сир.
Немецкий барон держался почтительно и в то же время сдержанно. Он ждал, что последует за этим вопросом.
— Я пригласил вас потому, что в этой болезни и в скоропостижной кончине маршала есть какая-то странность. Прежде всего, я должен спросить — правда ли, что болезнь маршала длилась всего четыре дня?
— Да, сир. Маршал простудился и вынужден был соблюдать постельный режим.
— Но как можно было так сильно простудиться, чтобы умереть от подобной болезни? Я не слишком верю в это воспаление легких. Мориц сражался в Богемии, во Фландрии, в Польше и бог знает где еще, ему были не страшны ни снег, ни лед, ни шквалистый ветер. А теперь вы хотите, чтобы я поверил, будто мягкая и совсем не суровая зима в Турене могла убить его? Я не верю! Не могу поверить. Тут что-то нет так. И я хочу знать, что за всем этим кроется!
— Сир, я могу сказать не больше, чем известно вам: тридцатого ноября маршал покинул этот мир. В Шамборе очень влажный воздух из-за обилия водоемов...
— Не пытайтесь меня обмануть, барон! Можете ли вы мне поклясться, что маршал умер совершенно естественной смертью?
Застигнутый врасплох, Гримм опустил голову, и король увидел, как его собеседник сжал кулаки.
— Сир, — наконец прошептал он после длительного и красноречивого молчания, — если и есть во всем этом какая-то тайна, прошу вас поверить, что эта тайна — не моя. Сам маршал попросил сохранить ее.
— Так значит, я был прав...
Людовик XV подошел к рабочему столу и указал гостю на табурет:
— Садитесь!
— Но, сир, желание умершего...
— Сейчас дело не в его желаниях! Я хочу выяснить, в чем причина его смерти, и именно поэтому я вас сюда и позвал! Садитесь же быстрее!
Пододвинув к себе кресло, Людовик XV вдруг заметил, что его гость явно чувствует себя неловко.
— Господин Гримм, — сказал он мягко, — я — тот король, которого маршал Саксонский выбрал сам и которому он служил верой и правдой. Я восхищался им и в какой-то степени даже любил. И поэтому я считаю, что имею право знать правду, в которой вы мне не можете отказать — ни как монарху, ни как другу покойного. Король милостью Божией, я могу освободить вас от клятвы, данной умершему, даже если вы и не мой подданный.
— И я всем сердцем повинуюсь, сир!
— Так говорите же, и будьте уверены, что за пределы это комнаты, в которой мы с вами одни, тайна маршала не выйдет! Любому другому я приказал бы говорить правду. Но вас я умоляю об этом.
Гримм опустил голову, словно пытался собраться с мыслями, а потом, посмотрев на Людовика, произнес:
— Король спрашивает меня! Я отвечу.
— Хорошо. В таком случае скажите, что стало причиной смерти Морица Саксонского?
— Он был ранен, Ваше Величество.
— Это было убийство? Или дуэль?
— Дуэль.
— С кем?
— Сир, — взмолился барон, — прошу вас, не забывайте, что сам маршал не хотел, чтобы об этом знали... Я поклялся...
— Я помню об этом и обещаю не мстить. Но я хочу знать, кто его убил.
— Принц де Конти.
— Черт возьми! Я должен был догадаться! Итак, принц нарушил слово...
Гримм поднял на правителя изумленный взгляд, но задать вопрос не осмелился. Людовик XV мягко улыбнулся гостю, и тот в очередной раз испытал на себе всю силу обаяния этого человека. Потом король вздохнул:
— Я потребовал, чтобы мой кузен де Конти поклялся мне, что не будет искать дуэли с маршалом. Если он, конечно, не найдет достоверных свидетельств виновности Морица. Он, видите ли, подозревал, что его мать была любовницей маршала, что их что-то связывает до сих пор, и еще — что маршал был замешан в подозрительной смерти Луи-Армана де Бурбон-Конти, его отца. Он считает, что Мориц его отравил! Гримм тут же ответил:
— Такого не может быть! Это просто невозможно! Мориц Саксонский никогда бы не прибегнул к столь гнусному способу! Если бы он убил отца принца, то сделал