Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Кстати, кинофильмы стареют очень быстро сами по себе, независимо от жанра, в каком они сделаны. Это происходит по разным причинам. И в первую очередь — в силу развития техники вообще и кинематографической в частности. Уже давно пришли звук, цвет, стереоскопия, стереозвук, разные конфигурации экранов — круговые, широкие, широкоформатные, универсальные, полиэкраны. Не дай бог, кино станет пахучим или приобретет еще какое-нибудь средство воздействия…. Я уже не говорю о компьютерной графике, виртуальной реальности, стиле «фэнтези» и прочей кинотехнике, которая отодвигает душу художника на задний план.
В итоге приходится работать в такой области искусства, которая недолговечна, так сказать, с двух сторон. Я при этом отбрасываю столь немаловажное соображение, как кончина произведения от бездарности, что является главной причиной в большинстве случаев. Все-таки хочется исходить из иллюзорной предпосылки, что твои собственные работы не таковы, иначе писать не о чем.
Итак, надежды на то, что твои опусы оценят другие поколения, что над ними будут хохотать через десятки лет, что потомки вспомнят твое имя, мягко говоря, неосновательны. Соблазнительные мысли о «бессмертии» не по карману юмористам. Да и самоиронии у них хватает, чтобы относиться к подобным притязаниям саркастически. Поэтому сатирики с симпатией следят за потугами своих серьезных литературных и прочих собратьев, пытающихся создать «нетленку», и желают им успеха.
* * *
Вероятно, из-за сознания скоротечной жизни наших трудов возникла у меня и моего соавтора Эмиля Брагинского потребность (тоже, кстати, тщетная) писать пьесы и сценарии так, чтобы они годились не только для постановки, но и для чтения, то есть писать ироническую прозу…
Всю свою жизнь я получал немало зрительских писем. Чего только нет в этих толстых и тонких конвертах, открытках, бандеролях и даже посылках! Благодаря этой эпистолярной лавине, обрушившейся на меня, я стал яснее представлять, что нравится людям, что вызывает негодование и протест, по чему они тоскуют, чего ждут, что поддерживают и что отвергают. Возникла прочная обратная связь. Вероятно, полученные мной послания представили бы незаурядный интерес для какого-нибудь социологического центра по изучению зрительских интересов, если бы подобный существовал. Во всяком случае, ответ на тютчевские строки «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» благодаря этой горе писем для меня менее туманен, чем прежде.
Мне кажется, проблема обратной связи является главной для каждого художника, который адресует свои вещи людям. Работа над книгой, фильмом, спектаклем, телепередачей не кончается титром или словом «конец». Общение с публикой в самых разных формах и есть то, ради чего живет творческая личность. Нам, насмешникам, нечего рассчитывать на «потом». Поэтому мы и нацелены в современность, в нашу жизнь, ведем непрерывный диалог со зрителем и читателем, незамедлительно ждем их ответной реакции. И если создатель задиристого сочинения не получил обратного отзыва, значит, его выстрел был холостым, значит, он промазал, не принес никакой пользы. Я всю жизнь веду беседы с белого полотна в кинотеатре, с подмостков сцены, с книжных страниц, с экрана телевизора и во время личных творческих встреч. И как важно, чтобы твое обращение к аудитории не превратилось в монолог, который не слушают, на который не откликаются. Самое печальное, когда твои усилия падают в пустоту, тонут в безответном молчании, растворяются в вежливом равнодушии.
Я просто не могу жить без немедленного резонанса, без быстрых откликов, без сиюминутных зрительских и читательских рецензий, без записок из зала. У меня сразу же возникает чувство вакуума, сознание собственной ненужности, чувство бессмысленности жизни. Потому что я работаю не для себя, а для людей. Здесь взаимность необходима!
* * *
Стареет не только юмор, не только стилистика и ритмы кинематографа, но и создатели фильмов. И тут возникает второй вопрос: как долго сатирик является зеркалом окружающей действительности? И каким зеркалом — точным или искажающим? Причем искажать действительность можно в разные стороны — изображать ее хуже или лучше. И то и другое извращает правду.
Для человека моего возраста, который — увы! — перевалил за (страшно сказать за сколько!), естественна боязнь творческого старения, самоповтора, топтания на месте, спекуляции на прошлых удачах. Но самое опасное — не заметить этого. Ведь сказать себе жестокую, горькую правду способен далеко не каждый. Это невероятно трудно. Добровольно же оставить любимое дело — невозможно. Я практически не знаю художников, композиторов, писателей, кинорежиссеров, артистов, которые ушли бы на пенсию добровольно. Из искусства их убирает только физическая смерть.
* * *
Итак, я стараюсь развивать в себе чувство самоанализа. Пытаюсь стоять на страже, трезво и жестко оценивая то, что делаю. Стараюсь не давать себе поблажки, не желаю себя утешать, валить с больной головы на здоровую. Слежу за симптомами старения, которое, к сожалению, неизбежно и естественно. Это не всегда легко распознать, потому что уже накопился кое-какой опыт, есть владение ремеслом, а иллюзия, как вы понимаете, всегда приятнее горькой действительности. Но я прилагаю все силы, чтобы отсрочить, оттянуть приход творческой старости (физиологическая уже давно пришла!), стараюсь противостоять годам и не пустить их в мой кинематографический, телевизионный, литературный и педагогический дом. И, главное, необходимо самому, и первым, осознать, когда это случится!
* * *
Мне не интересно делать то, что я знаю, как делать. Здесь проявляются, с одной стороны, характер, с другой — особенности профессии. В ней нельзя поддаваться услужливым подсказкам опыта и делать то, что стало в нашей профессии общим местом…
Критики частенько обвиняли меня в том, что я разрушаю «чистоту жанра»… Это правда.
Вначале многое совершалось неосознанно. Просто-напросто мне казалось, что смешение жанров выигрышнее — один обогащает другой. И если в русле замысла органично сплавляются разнообразные и разношерстные элементы, то должно получиться цельное произведение; известно, что грусть оттеняет юмор.
Скажем, в «Берегись автомобиля» мы добавили детектив. Но там есть и драма, и сатира, и юмористические эпизоды. Зато «Гусарская баллада» состоялась в чистом виде — в жанре героической комедии, героического водевиля.
Начиная с «Берегись автомобиля» и пошли фильмы с жанровым смещением. И это стало потом осмысленной установкой.
В «Иронии судьбы» пьяный Ипполит встает в шубе под душ. Кое-кто не принимал и не принимает эту сцену. Им кажется, что она как бы из другой картины, из эксцентрической. Для меня же здесь — все на
