В это же время во всей печати была поднята кампания против предполагавшегося предания нас военно-полевому суду и появился ряд статей, объяснявший действительный смысл всего того, что произошло. Керенскому не считаться с этим было трудно. Но все же до самого конца пребывания своего у власти он проводил мысль о необходимости судить нас военно-полевым судом. Это мы знали от членов следственной комиссии.

Между тем пребывание наше в Могилеве стало волновать Могилевский и Петроградский Советы рабочих и солдатских депутатов.

Дело в том, что в Могилеве находился Корниловский ударный полк46. Этот полк был сформирован из добровольцев на фронте, в 8-й армии, когда ею командовал генерал Корнилов. Полк был в блестящем порядке, под начальством душою и сердцем преданного генералу Корнилову капитана Генерального штаба Неженцова47. По одному знаку генерала Корнилова полк пошел бы куда угодно. Ежедневно, около 12 часов дня, полк, возвращаясь с учения, проходил перед гостиницей «Метрополь» и приветствовал криками «Ура!» генерала Корнилова, подходившего к окну.

Всем было ясно, что если б генерал Корнилов захотел, то, с помощью Корниловского и Текинского полков, он мог бы не только когда угодно уйти из-под ареста, но и арестовать прибывшего в Ставку г. Керенского. Было решено нас перевести в Быхов, а Корниловский полк отправить на Юго-Западный фронт.

Командиру полка, явившемуся за приказаниями к своему шефу, генерал Корнилов дал указание подчиниться распоряжению Ставки, сказав, что за безопасность его и всех нас, при наличии текинцев, беспокоиться не приходится.

Во время нашего пребывания в гостинице «Метрополь» ко мне попросил разрешение зайти брат жены Керенского, Генерального штаба генерал Барановский, бывший у меня, в дивизии на фронте, начальником штаба, а в этот период бывший начальником канцелярии у Керенского.

Когда он пришел, я его спросил:

– Что можете сказать, Владимир Львович?

– Могу только повторить то, что уже сказано генералом Корниловым, то есть что все произошло вследствие провокации Керенского.

Перед нашим переводом из Могилева в Быхов, по постановлению председателя следственной комиссии Шабловского, было освобождено значительное число арестованных, никакого активного участия в Корниловском выступлении не принимавших. Из старших чинов были освобождены начальник военных сообщений генерал Тихменев и 2-й генерал-квартирмейстер полковник Плющевский-Плющик.

В Быхов были переведены: генерал Корнилов, я, генерал Романовский, генерал Кисляков, член 1-й Государственной думы Аладьин, капитан Брагин48, полковник Пронин49, прапорщик Никитин, г. Никифоров (за статьи, помещенные в печати против Временного правительства), г. Александров, полковник Новосильцев50, есаул Родионов51 (автор известного романа «Наше преступление»), капитан Соетс52, полковник Ряснянский53 и подполковник Роженко. Кроме переведенных из Могилева, в Быхов было доставлено еще несколько арестованных за сочувствие Корнилову (в том числе бывший член Государственного совета Римский-Корсаков54); но их скоро выпустили на свободу.

В Быхове нас поместили в здании старого католического монастыря. Здание было очень мрачное, комнаты низкие, со сводчатым потолком. Только генерал Корнилов и я имели по отдельной комнате; остальные помещались по 2—3 человека в комнате. Одна большая комната была отведена под столовую, куда мы собирались к чаю, обеду и ужину. Прогулка нам разрешалась два раза в день во дворе, вокруг костела. Впоследствии для наших прогулок отвели большой сад, примыкавший к дому, в котором мы помещались. Охрана внутри здания неслась текинцами, пол-эскадрона которых помещался в самом здании. Наружная охрана неслась ротой Георгиевского полка.

Официально мы все время, кроме необходимого на пищу и отводимого для прогулок, должны были сидеть по своим комнатам, но в действительности внутри здания мы пользовались полной свободой и ходили, когда хотели, один к другому. Денежного содержания мы были лишены, но пищу нам разрешено было готовить на казенный счет такую же, как давали в офицерских собраниях. Из Ставки в Быхов был прислан повар, и нас кормили вполне удовлетворительно.

Сношение с внешним миром официально было воспрещено, но так как комендантом был назначен помощник командира Текинского полка, человек вполне преданный Корнилову, он докладывал о всех приезжавших в Быхов и желавших нас видеть, и к нам допускались все те, которых мы хотели видеть. Вследствие этого очень скоро наладилась прочная связь с Петроградом, Москвой и Могилевом, и мы были в курсе всего того, что происходит, и вели переписку с нужными для нас лицами. Штаб Верховного главнокомандующего также осведомлял нас по всем нас интересующим вопросам. Было разрешено нашим женам поселиться в Быхове и посещать нас ежедневно от 10 часов утра до 6 часов вечера. Таким образом, жизнь наша устроилась совершенно сносно, и мы спокойно ожидали окончания следствия и предания нас гласному суду.

Но недели через полторы-две от председателя и членов следственной комиссии мы узнали, что комитет Юго-Западного фронта, Бердичевский совет рабочих и солдатских депутатов и комиссар Юго-Западного фронта категорически протестуют против перевода из Бердичева в Быхов генерала Деникина и других арестованных с ним и требуют немедленного предания их военно-полевому суду в Бердичеве; что Керенский колеблется и, видимо, склонен согласиться; что в Могилев вызван комиссар Юго-Западного фронта и прокурор, и вопрос должен окончательно разрешиться в ближайшие дни.

Председатель следственной комиссии сказал, что он сделает все, чтобы соединить бердичевских заключенных с нами, и надеется, что это ему удастся, но не скрыл от нас, что положение серьезное.

Действительно, первоначальное разделение нас на две группы было для нас, как я уже отметил, выгодно, давая возможность затянуть следствие и оттянуть решение о назначении суда, но дальнейшее оставление в Бердичеве Деникина и других с ним арестованных было более чем опасно. Охраны надежной там не было и местные революционные власти требовали немедленного военно-полевого суда; оставление арестованных в Бердичеве, при объявлении, что они не подлежат военно-полевому суду, грозило им самосудом озверевшей толпы.

Наконец, благодаря исключительной энергии председателя следственной комиссии Шабловского, бердичевские узники были доставлены в Быхов. (Как мне впоследствии говорил один из членов следственной комиссии, полковник Украинцов, на заседании в Могилеве Шабловскому стоило громадных усилий добиться от Керенского, чтобы последний согласился признать, что бердичевские арестованные не могут быть в Бердичеве преданы военно-полевому суду и должны быть доставлены в Быхов.)

Из Бердичева в Быхов были привезены: генералы Деникин, Марков, Ванновский, Эрдели, Эльснер55 и Орлов56, капитан Клецанда57 (чех) и чиновник Будилович58.

Когда арестованных привезли с вокзала к нашему месту заключения, мы вышли в переднюю их встретить. Вместо радостно настроенных, какими мы ожидали их увидеть, мы в первую минуту встретили группу мрачных лиц, которые даже как-то нас сторонились и спешили пройти внутрь помещения.