в Рим и погребён в гробнице Гая и Луция. Позднее ее останки, так же, как и прах Геты, были перенесены ее сестрой Месой в усыпальницу Антонина [Дион Кассий. Римская история 79. 23–24].

Так закончилась жизнь умной и талантливой женщины, дочери жреца из небольшого сирийского города, волею судьбы вознесённой на самые вершины власти, богатства и почитания. Ей пришлось вытерпеть множество унижений, когда при дворе ее мужа императора Септимия Севера главным человеком стал префект претория Плавтиан. Потом, пребывая рядом со стареющим и ослабевающим от болезней мужем, она была вынуждена наблюдать всё возрастающую ненависть друг к другу ее сыновей. Эта ненависть привела в конце концов к тому, что Гета был убит людьми Каракаллы буквально в ее объятиях, а ей самой запрещено было даже предаться горю. Затем ей суждено было стать свидетельницей кровавого правления сына. Правда, в тот период она стала одним из главных лиц в государстве, чье слово было решающим, поскольку Каракаллу интересовали лишь войны, большая политика и развлечения. Но со смертью сына рухнул весь мир матери-императрицы. У Юлии Домны больше не осталось никого на свете.

Вернёмся к Адвенту. В первой половине мая он привёз прах Каракаллы в Рим, где тот был торжественно захоронен в усыпальнице Антонинов [АЖА. Каракалла 9. 1; 12; Макрин 5. 2–3; Евтропий. Бревиарий VIII. 20; Аврелий Виктор. Цезари 21. 6; Эпитомы о цезарях 21. 7.]. Понятно, что Дион Кассий по этому поводу злобствует, утверждая, что все римляне ненавидели Каракаллу, вот только солдаты гарнизона его любили, но это явная неправда. Именно поэтому Каракаллу вскоре объявили «Божественным», что, конечно же, было утверждено соответствующим постановлением сената. При Гелиогабале и Александре Севере он стал именоваться divus Magnus Antoninus (CIL XI 1230; ILS 469,470, 472. 1168) или divus Magnus Antoninus Pius (например, ILS 471,479,480). Но есть также монетные выпуски Макрина с легендами DI VO ANTONINO MAGNO (RIC IV. 2. P. 128. No. 717–720).

В письме к сенату, которое привёз Адвент, Макрин сообщил, что армия провозгласила его императором и клялся, что в его правление будет царить мир и порядок, что не прольется кровь римлянина, что он ничего не предпримет без согласия советников.

По прочтении этого письма долго продолжалось молчание, так как никто решительно не верил в смерть Антонина. Но после того как Адвент чётко подтвердил, что Каракалла убит, сенат с удовольствием принял извещение о смерти Антонина (неожиданно для народа) и причислил Макрина, человека нового, еще недавно бывшего прокуратором частного имущества императора, к патрициям. Его же, хотя он был только младшим понтификом, сенат назначил великим понтификом, присвоив ему имена «Пий» и «Феликс». Макрину немедленно предоставили и проконсульскую власть, и трибунские полномочия [Дион Кассий. Римская история 79, 13, 1–2; 16, 2; Юлий Капитолин. Макрин VII].

Обо всём этом Дион рассказывает саркастически, хотя ничего особенного сенат не сделал. Патрицием Макрин уже был, поскольку был консуляром, великим понтификом император должен был быть по закону, как и проконсулом, и трибуном.

Сенат спокойно принял нового императора, несмотря на то, что Макрин имел всадническое происхождение, а ведь это был первый такой случай в истории империи, за исключением Пертинакса. Но за последние 37 лет сенат привык безоговорочно подчиняться решениям армии и её ставленников. Последние остатки римской демократии за эти годы были отброшены, политическая роль сената стала откровенной декорацией, он теперь занимался только распределением мест в магистратурах, но и там последнее слово было за императором. Принципат перерастал в доминат, то есть, в самодержавие, но процесс этот будет вскоре заторможен «эпохой солдатских императоров». Как раз первым звонком к этой эпохе и стала гибель Каракаллы и избрание армией Макрина, не имевшего бы в Риме ни единого шанса. Собственно, сам приход к власти Макрина уже можно было бы считать началом «эпохи солдатских императоров», но академическая наука приняла за это начало лишь приход к власти Максимина Фракийца. Это явно реверанс в сторону династии Северов, последним представителем которой был Александр Север, хотя он также был лишь ставленником Вооружённых сил Империи. Как и Гелиогабал до него. Но мы не спорим, принято, так принято.

Почему мы включили правление Макрина в эту книгу, раз считаем его, по сути, первым «солдатским императором»? Он, фактически, является переходной фигурой, лишь на год прервавшей правление династии Северов. А ещё правление Макрина в военном плане стало продолжением Восточных кампаний Каракаллы. Он и провёл-то всё время своего правления на Востоке. Битву при Нисибисе выдержала армия, созданная Каракаллой, и сама эта битва была продолжением его войны. Кампания Макрина не имела ничего самостоятельного и лишь закончила кампанию Каракаллы. В политическом плане Макрин, конечно, не был Каракаллой, но наша тема как раз военная и нам нужно завершить некий цикл военной истории и военного развития Рима, а он пришёлся как раз на его правление. Вот почему мы заканчиваем эту книгу Макрином.

Вернёмся к событиям начала 217 года. Оказалось, что Макрин отправил своего соперника в осиное гнездо. Адвент имел низкое происхождение и служил в службах безопасности Септимия и Каракаллы, последний же назначил его консулом, что вызвало ненависть Сената. У Адвента было очень мало сторонников в Риме. Он немедленно вступил в лютейший конфликт с сенатом, представители которого обвиняли префекта в том, что он и видеть не мог из-за старости, и читать из-за безграмотности, и делами заниматься из-за отсутствия опыта. Всё это было ложью, но для сената не имело значения. Римский нобилитет просто не хотел принимать какого-то там выскочку. Никакой совместной деятельности у Адвента с сенатом не получилось, поэтому вскоре Макрин, под давлением, заменил его на посту префекта Рима своим для сенаторов человеком, Луцием Марием Максимом [Дион Кассий. 78, 14,1–4].

Тем не менее, Адвент сохранил расположение Макрина и в 218 году разделил с ним консульство, а после смерти последнего оставался вторым консулом в том же году уже с Гелиогабалом [Дион Кассий. 79, 8,2–3; 26,8].

При Гелиогабале карьера Адвента снова начала расцветать, и можно сделать обоснованное предположение, что его опыт и нейтральность сыграли свою роль в выборе новых властей.

Сам Макрин не мог приехать в Рим, поскольку на Востоке опять разгоралась война. Здесь тоже есть одна важная проблема. Она заключается в том, что мы не знаем точных её сроков. Принято считать, что Макрин действовал в условиях цейтнота, поскольку мощное войско Артабана, состоявшее из огромного числа конных лучников, катафрактов и бронированных всадников на верблюдах, быстро приближалось. Эта датировка базируется на данных Геродиана, который описывает начало этой войны временем вскоре после