и восхищения своим героем. Конечно, Каракалла был безжалостным и суровым правителем, при этом абсолютно беспринципным. Психически он был неуравновешенным и склонным к резким, порой безрассудным движениям. Он пытался убить отца, угрожал смертью матери и убил родного брата. Он был диктатором, ни во что не ставившим сенат, с которым даже не собирался договариваться. У него были слабости, осуждаемые римским обществом. Всё так. Это был не Цезарь, не Август, не Марк Аврелий и даже не Септимий Север. Но все же это не должно заслонять нас от его достижений.

А достижения были. Так, Каракалла сумел организовать твёрдую властную вертикаль, эффективно работавшую и обновляемую. Он серьёзно очистил госструктуры от массы прилипал типа вольноотпущенников, а также околовластные круги от, так называемых, «людей творческих профессий», всяких там артистов, возниц, гладиаторов, атлетов, сочинителей, обнаглевшей челяди и тому подобного. Он усилил контроль за чиновниками и улучшил денежную систему. Он сохранил и даже увеличил мощь армии, наведя порядок на границах и победив всех противников Рима.

Введение Каракаллой новой одежды для армии и повторное введение македонской фаланги также оказалось полезным, точно так же, как набор большого количества германской, скифской и осроенской кавалерии. Он явно стремился сделать римскую армию более подходящей для противостояния парфянам/ персам. Последующие события правления Севера Александра и, в частности, сокрушительная критика Юлием Африканом римских щитов и шлемов как средств борьбы против сасанидов являются лучшими доказательствами предвидения Каракаллы. Римляне плохо воевали против персов до повторного внедрения идей Каракаллы Диоклетианом.

В число достижений входила и такая политика, как терпимость к другим религиям. Например, в краткосрочной перспективе религиозная терпимость Каракаллы по отношению к христианам принесла хорошие результаты в виде прекращения ненужных преследований людей, не представлявших реальной угрозы империи или ее императору.

Что касается Constitutio Antoniniana, предоставления римского гражданства всем свободным гражданам империи, то это имело один очень важный долгосрочный результат. Отныне провинциалы, жившие в пределах границ Римской империи, фактически стали считать себя римлянами, а не подданными. Тот факт, что население считало себя римлянами, сделало восстания местных племен менее вероятными — римская идентичность имела значение в мире.

Недаром Каракалла был любим народом и армией, и даже значительным числом сенаторов. Секст Аврелий Виктор. в своей Liber de Caesaribus 24.8 говорит, что Рим вырос благодаря своей борьбе со времен Ромула до Септимия, а затем благодаря успешной политике Бассиана (то есть Каракаллы) он достиг своего пика успеха. То есть, этот римский автор, живший через 100 с небольшим лет после Каракаллы, уже оценил достижения этого императора гораздо выше, чем его современники.

Да, собственно, уже Геродиан отдавал ему должное. Он вложил в уста Макрина, выступавшего перед воинами, такие слова (IV.14.4–5): «Естественно, вы все опечалены потерей императора такого масштаба — или, возможно, было бы правильно назвать его боевым товарищем. … Мы сохраним память об Антонине в наших сердцах и передадим ее будущим поколениям; это будет славно навеки из-за его важных и благородных достижений, а также из-за его привязанности и доброжелательности к вам и того, как он разделял ваши труды».

Элий Лампридий (из числа авторов АЖА) прямо пишет, что «лишь только по легионам пронеслась весть о том, что Бассиан убит, невероятная печаль овладела сердцами всех по поводу того, что во главе государства не стоит больше Антонин: считали, что с ним погибнет и Римская империя». И ещё: «Диадумен, как достаточно хорошо известно, был назван Антонином, чтобы заслужить расположение войска, сената и римского народа — ввиду необыкновенной скорби о Бассиане Каракалле» [Элий Лампридий. Диадумен Антонин. I; VI].

Сивенне считает, что если бы Каракалла остался жив, то вполне возможно, что он добился бы немыслимого — завоевания Парфии, потому что Парфия была в то время разделена на три враждебные фракции, отчасти благодаря усилиям Каракаллы: парфяне вели между собой междоусобную войну; в то время как сасаниды подняли знамя восстания в Персиде. Ситуация никогда не была более благоприятной для агрессии, чем тогда.

А вот некомпетентный в военном отношении Макрин не смог решительно победить Артабана, и был вынужден согласиться на покупку мира деньгами и уступками. Следующие два императора, Гелиогабал и Александр Север, в лучшем случае были полными бездарностями в военном деле, поэтому фактическим результатом потенциально успешной парфянской политики Каракаллы было серьезное ослабление позиций римлян, поскольку в результате его убийства бенефициарами его политики стали сасаниды, а не римляне, и новая Персидская империя оказалась намного сильнее и опаснее как враг, чем когда-либо были парфяне. Стабильность границ Рейна и Дуная до правления Севера Александра также доказывает, насколько успешным был Каракалла в своих усилиях.

При Каракалле римляне обычно выбирали, когда и где вести войны. Он явно был лучшим стратегом своего времени. Каракалла принадлежит к ряду великих римлян, убитых близкими. Среди них Юлий Цезарь, Галлиен и Аврелиан. Но, в отличие от них, Каракалла не получил такого же уровня восхищения, благодаря влиянию тенденциозных источников — среди культурных историков было не модно осыпать похвалами человека, добившегося своих успехов через предательство и массовые убийства.

Глава 5

Марк Макрин (217–218 гг.)

После смерти Антонина Каракаллы его воины оказались в растерянности и недоумении, как им быть дальше. Император не оставил наследника и никого не назначил своим преемником. Армия была собрана у Эдессы, поскольку уже было известно о том, что Артабан V со всеми силами быстро приближается к границам Месопотамии. Парфяне горели желанием отомстить римлянам за прошлогодний погром их древней столицы и западных областей государства. Обращаться к сенату было некогда, да вряд ли воины даже думали об этом. Вопрос для них стоял в том, кого из своей среды военных выбрать новым императором. Эдесский лагерь бурлил: солдаты «митинговали», начальство проводило время в бесчисленных заседаниях и на нескончаемых совещаниях, устанавливалась связь с ближайшими лагерями и гарнизонами, и все хватались за головы. Ведь выбор нового императора нужно было делать незамедлительно, враг был рядом, а выбирать можно было, по сути, лишь из двух кандидатур — Адвента и Макрина. Думали два дня. По словам Геродиана, сначала воины предложили корону Адвенту как настоящему воину и дельному префекту претория, но он отказался, ссылаясь на старость. Вряд ли истинная причина отказа была таковой. Скорее всего, Адвент, должно быть, осознавал масштабы заговора и опасался за свою жизнь в случае принятия трона. Очевидно, всю жизнь прослужив в спецслужбах, он не имел надёжной поддержки в армии.

Думали ещё два дня, в течение которых военные трибуны из числа заговорщиков и сторонников Макрина, активно