– Понимаю, – промолвила девушка. – Значит, желание вновь обрести родину оказалось сильнее ваших религиозных убеждений?

На какое-то время он задумался, потом вдруг рассмеялся:

– Действительно, я похож на человека, у которого отобрали одежду и предложили надеть новую. Какими же лицемерами бываем мы, когда речь заходит о вере! После всего, что мне довелось пережить, я начинаю рассуждать о религии, о том, что придется ею поступиться, словно это некая великая жертва!

Мисс Присцилла впервые слышала, как де Берни с горечью заговорил о своем прошлом. Прежде он рассказывал о нем даже с радостью, как будто пиратство для него было обычным, честным делом.

– Вы еще молоды и сможете начать жизнь сызнова, – проговорила она, как бы отвечая на свои собственные мысли, а не на слова де Берни.

– Но что я могу начать с тем багажом, который везу из Нового Света? Знайте, всякий человек строит свое будущее с помощью опыта, накопленного в прошлом.

– Да, но он может наверстать упущенное. В этом нет ничего страшного. Вы обзаведетесь семьей…

Тут француз прервал ее:

– Семьей? Я?

– А почему нет?

– Разве вы не успели заметить, что за долгое время, проведенное в этих диких краях, я потерял все, что было во мне святого, не говоря уже о чести?

– Но и в этом нет ничего страшного, – заметила девушка.

– Откуда вам знать?

– Я знаю это потому, что чувствую. Думаю, за последние недели я кое-что о вас узнала. Но какое это имеет отношение к моему вопросу?

– Послушайте, ну какая женщина согласится стать матерью моих детей?

– Не понимаю… Наверно, это вам решать?

– Ну уж нет. Моя участь уже решена. За меня это сделало мое прошлое! Всю жизнь я убивал, грабил, совершал ужаснейшие злодеяния. Конечно, я кое-что успел приобрести. Земли на Ямайке и на других островах, плантации и все такое прочее. Но даже если я женюсь, выдав себя за другого, моя супруга будет несчастнейшей из женщин, доведись ей узнать, откуда у меня все это богатство. И если такому презренному человеку, как я, и будет суждено однажды выбрать себе жену, то только под стать себе, потому как я никогда не позволю себе пасть столь низко, начав ухаживать за женщиной из чуждой мне среды. Это единственное из оставшихся у меня достоинств, последняя, тончайшая нить, связующая меня с таким понятием, как честь. Но если она оборвется, пусть я буду проклят. Нет-нет, славная моя девочка, если мне когда-то и доведется увидеть Старый Свет и если я еще сумею что-то создать, то только не семью.

Его голос, пронизанный глубокой печалью, звучал волнующе, совсем не так, как всегда – легко, твердо и уверенно. Какое-то время они оба молчали, и тут француз ощутил, как на его левую руку упало что-то блестящее и влажное.

Он вздрогнул и повернулся лицом к девушке: она сидела совсем близко, чуть склонясь вперед и отвернувшись в сторону.

– Присцилла! – дрожащим голосом сказал он, с волнением обнаружив, что глубоко тронул сердце девушки.

Смутившись, мисс Присцилла поспешно встала.

– Доброй ночи! – быстро проговорила она тихим голосом.

Тяжелая занавеска упала следом за нею. Де Берни остался один. Повернувшись ко входу в хижину, он едва слышно произнес:

– Благодарю тебя за слезу, пролитую на надгробье разбитого сердца.

И, поднеся левую руку к губам, он приник к ней в долгом поцелуе.

Утром, когда майор и де Берни пришли в хижину завтракать, мисс Присцилла пожаловалась французу на Пьера.

Вот уже третий день подряд его нет на месте, когда нужно готовить завтрак.

– Его нигде не сыскать. Является лишь к полудню… Чем он занимается? Где бродит?

– Наверно, ходит за ямсом, – ответил де Берни на всякий случай.

– Можно подумать, его так трудно найти. Вчера и позавчера я сама видела, как он возвратился из леса с пустыми руками.

– Может, его и правда трудно найти и ему приходится забираться далеко в заросли?

Девушке показалось странным, что де Берни мало волнует беспечность его слуги.

– А почему бы ему не заниматься своими поисками после завтрака?

– Но может, ему нравится собирать ямс в те часы, когда он окроплен утренней росой?

Девушка взглянула на него более пристально.

– Зачем вы смеетесь надо мной? – обиделась она.

– Теперь нам так редко случается посмеяться, что вы, надеюсь, простите мне эту ничтожную прихоть, – извинился он. – Однако я поговорю с Пьером…

Мисс Присцилле показалось, что де Берни отнесся к ее словам без особого участия. Но она не стала делать ему замечания и немного расстроилась.

Этим утром майор и француз, как обычно, отправились упражняться в фехтовании.

В это же самое время на другом конце берега маячил красный силуэт капитана Лича, мотавшегося взад и вперед по влажному, твердому прибрежному песку. Ему не терпелось выйти в море – как говорится, береженого Бог бережет, – и он то и дело подгонял своих людей с ремонтом корабля. Смоление корпуса было закончено, осталось только покрыть его специальной жировой смазкой. И через три, максимум четыре дня «Черный лебедь» можно будет ставить на воду.

Со своего места капитан заметил, как майор с французом вошли в чащу. Потом его взгляд привлекло зеленое платье мисс Присциллы – как раз в ту минуту, когда девушка выходила из хижины. Пират пожирал ее дивный стан горящими похотью глазами. Он увидел, как девушка решительно свернула направо – как будто точно знала, в каком направлении нужно идти. Она пошла по тропинке вдоль кромки мангровых зарослей и тоже скрылась в них.

Лича разобрало любопытство, куда это она так уверенно направилась. И вдруг ему захотелось проследить за нею. Он все еще злобствовал из-за того, что позволил своим помощникам уговорить себя не приближаться к мнимой миссис де Берни ни на шаг. С огромным нетерпением ждал он того дня, когда будет захвачен испанский караван, чтобы вслед за тем заполучить в свои руки эту красотку. Том Лич не имел привычки сдерживать свои необузданные страсти. Как человек донельзя распущенный, он не любил ждать и считал, что железо нужно ковать, пока оно горячо, – иными словами, синицу в руках он всегда предпочитал журавлю в небе.

И он быстро зашагал в ту сторону, где только что скрылась девушка; войдя в чащу, он двинулся по ее следам.

Шел он осторожно, не торопясь, но уверенно – как охотничий пес. Тропинка поднималась вверх по склону скалы. На ее вершине, увенчанной редкими пальмами, земля была сухая и твердая, и следы здесь различались нечетко. Лич в нерешительности остановился, потом снова двинулся вперед – и в изумлении замер на краю скалы. У него под ногами, подобно гигантскому изумруду, помещенному на дно громадного каменного кубка, сверкала водная гладь, настолько прозрачная, что было видно, как в ее глубине сновали рыбки. Кроме незначительного пространства, скрытого под навесом скалы прямо под ним, Лич хорошо видел весь берег, а на песке – какие-то длинные полосы, начинавшиеся у подножия скалы. Но следов мисс Присциллы там не было.