Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже в ноябре была образована рабочая группа по подготовке пленума, возглавить её поручили мне. Предполагали, что к концу декабря мы разработаем основные принципиальные подходы к решению проблемы, представим их на Политбюро, а в январе начнём готовить доклад. Мы успели к декабрю, провели вместе с Горбачёвым совещание отдела и приглашённых специалистов (всё тех же, мы всё ещё хорошо работали), поспорили, пошумели, разошлись — дорабатывать. А в январе подготовили документ к Политбюро, который назвали, с учётом прошлого опыта, обобщённо: «О некоторых узловых вопросах ускорения НТП». Назвали расплывчато, зато сам документ был весьма конкретен. Но долгожданное заседание Политбюро так и не состоялось ни в январе, ни в феврале, ни в марте. Я рвался к Горбачёву, дёргал его, он отмахивался: подожди, не время. Да я и сам понял, что не время. Даже при всей традиционной цековской таинственности было ясно, что Черненко жить оставалось считанные месяцы, недели, а то и дни. Горбачёв не хотел, чтоб его упрекнули в игнорировании живого ещё генсека: всё-таки это он, Черненко, с нашей подачи стал инициатором работы по ускорению НТП и проводить без него Политбюро было бы бестактным. Оставалось ждать, что он поправится, — это официальная версия. Неофициальная, но реалистичная: что он умрёт.
Через несколько дней после похорон Черненко они собрались на первое — теперь уже официальное горбачёвское! — Политбюро. Решили провести очередной Пленум ЦК на тему «О созыве XXVII съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой». Назначили пленум на 23 апреля.
В 84-м, ещё при Черненко, тоже на заседании Политбюро, когда обсуждали работу комиссии по НТП, был назначен день пленума, посвящённого как раз научно-техническому прогрессу, и день этот был 23 апреля. Работа комиссии в последнее время была резко свёрнута, Экономический отдел всё больше занимался текущими делами, отложив проблемы НТП «на потом». С приходом Горбачёва на пост номер один Рыжков, по его словам, воспрянул духом, перечитал подготовленные к Политбюро документы отдела и комиссии, чтобы идти с ними к Генеральному, и с изумлением обнаружил некое мистическое совпадение дат. В мистику он верил слабо, даже к экстрасенсам никогда не ходил, посему решил: совпадение — случайное.
Кстати, Горбачёв потом подтвердил, что сама дата вертелась в голове — двадцать третье, двадцать третье, почему именно двадцать третье? — и он её и определил как день апрельского пленума.
Рыжков не без обиды спросил его:
— Выходит, побоку вопросы НТП?
— Почему побоку? — искренне удивился Горбачёв. — Это очень важно, очень. Но надо чуть-чуть отложить. Время требует. Надо определиться со съездом, решить вопросы стратегические. А потом и к НТП вернёмся.
Причина несостоявшихся Пленумов ЦК по научно-техническим вопросам крайне важна, поскольку здесь коренится один из главных узлов социально-экономических противоречий, с которыми страна столкнулась в 80-е годы.
Е. Лигачёв:
— Пленум ЦК по НТР намечался ещё при Брежневе: многие в партии понимали, что в дверь стучится очередная научно-техническая революция, которая во многом обновит производительные силы и производственные отношения. В то время развитые страны Запада только-только приступили к перестройке своей промышленности, сельского хозяйства, и мы с нашим громадным научно-техническим и интеллектуальным потенциалом могли бы успеть на мировой поезд НТР, мчавшийся в третье тысячелетие.
Однако год шёл за годом, Америка быстро компьютеризировалась, а Пленум всё откладывали и откладывали. Только в 1984 году, уже в период Черненко, Политбюро назначило такой Пленум. Докладчиком на нём утвердили Горбачёва.
Это была не только большая ответственность, но и честь. В партии издавна сложилась традиция: тот, кто выступает с докладом на Пленуме ЦК, становится одной из влиятельных фигур в КПСС. С учётом слабого здоровья Черненко и в связи с общей неустойчивостью в Высшем эшелоне власти такое поручение рассматривалось как усиление политического веса Горбачёва в партии, обществе.
Михаил Сергеевич начал усиленно готовиться к Пленуму. Подняли материалы, накопившиеся в ЦК за прошлые годы, начали консультации с учёными, производственниками. Активно помогал в этом деле секретарь ЦК Н.И. Рыжков. Главный стержень доклада сразу обрисовался весьма чётко: необходимо быстро совершить технологический прорыв к новым достижениям НТР.
И вдруг, по-моему, в декабре 1984 года, незадолго до очередного Пленума ЦК, Горбачёв сказал мне:
— Знаешь, Егор, начинает формироваться мнение о том, чтобы отложить Пленум по НТР. В общем, заваливают Пленум…
Эту новую тенденцию мы расценили однозначно: кто-то боится усиления позиций Горбачёва. Помню, Михаил Сергеевич в тот раз в сердцах воскликнул:
— Надо же! Завалить такое важное для страны дело! Коренной вопрос!
Вскоре на заседании Политбюро Черненко объявил:
— Высказывается мысль, что Пленум по научно-техническому прогрессу сейчас проводить не стоит. Чем объясняют? Скоро съезд партии, и такой большой вопрос обсуждать, видимо, нецелесообразно, поговорим о нём на съезде.
Между тем до съезда оставалось больше года.
Горбачёв на том Политбюро промолчал. Да и разве прислушались бы к его мнению те, кто намеренно топил Пленум по важнейшему, судьбоносному для страны вопросу? Всё было предопределено заранее: в кабинетах, на дачах, в разговорах по «кремлёвке». Всё было обговорено в узкой группе членов Политбюро и только потом вынесено на официальное заседание. Не о судьбах страны думали те, кто снова откладывал Пленум по НТР, но исключительно о своих политических амбициях.
Так была похоронена ещё одна попытка всерьёз, с привлечением большого интеллектуального потенциала поговорить о проблемах НТР, которые всё сильнее стучались в двери страны. И только в середине 1985 года состоялось наконец в Кремле всепартийное совещание по проблемам науки, техники и производства. На нём с докладом выступил Горбачёв, Генеральный секретарь ЦК КПСС. Настали наконец новые времена, появились новые подходы, и было решено, что целесообразнее провести не Пленум ЦК, а совещание с широким составом приглашённых.
«Житие» Клавдия-2, рассказанное его бывшим коллегой В. Прибытковым:
«Словно герой Уильяма Шекспира, этот Клавдий — не отчим принца датского Гамлета, а человек, долгие годы работавший в непосредственной близости от Черненко, бывший его заместитель. Продвигаемый вверх по служебной лестнице Клавдий-2 был также не лишён изрядной доли коварства, что особенно ярко проявилось в последние годы жизни Константина Устиновича.
Находясь на высоких ответственных должностях в аппарате ЦК, будучи человеком весьма приближённым к Брежневу, а затем и Андропову, Боголюбов весьма преуспел в получении жизненных благ.
В начале войны Клавдий Михайлович несколько месяцев заведовал каким-то отделом в некоем райкоме. Оттуда пошёл в Высшую партшколу. По причине учёбы война минула его стороной. Однако в биографических справках, заполняемых им многократно и в разные годы, Боголюбов всегда указывал, что он участник Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.