просвистела совсем близко от шеи Турукано.

— А тебе повезло. Не испытывай судьбу. Уходи. И я уйду. В Средиземье. Там убийца будет действительно необходим. А здесь… Здесь, Турукано, справедливость не нужна никому.

Девочка с доверчивыми глазами

Усталость сдавила виски, пальцы одеревенели и не могли играть, слова песен путались, словно менестрель был сильно пьян. Сколько дней ходил по восстающему из праха городу, Аклариквет уже не знал. Сопровождающие его охранники не жаловались, чётко выполняя распоряжение короля, действуя строго по сценарию: надо прятаться — прятались, надо выйти и говорить — выходили и говорили, повторяя заготовленый текст слово в слово.

Оставив город позади и направляясь в лагерь беженцев, Нолдор решили сделать привал, потому что менестрель уже валился с ног. От усталости он не мог даже есть, но и заснуть не получалось. Это было ужасное, изматывающее состояние духовного истощения, когда внутри всё скрутило, и даже лёжа невозможно найти удобное положение.

Кто-то из охранников разжёг костёр, стало светлее, захотелось улыбаться. Выйдя из палатки, Аклариквет сел у огня и снова взялся за арфу. Он не мог выбросить из головы образ девочки, спрашивавшей плачущую маму о кораблях. Менестрель вспоминал, какие мягкие у малышки волосы и представлял, что они не серебристые, а цвета меди. И что это не чужой ребёнок.

Пальцы плохо слушались, задевали соседние струны.

Кто захочет связать судьбу с эльфом без чести и величия, поющим по приказу? Нет, кто-то, возможно, захочет. Но не Алая Леди, а другая женщина певцу нужна не была.

Поэтому медноволосая девочка навсегда останется несбыточной мечтой.

Аклариквет вдруг почувствовал прилив сил. Видимо, тело устало настолько, что перестало бороться и умолять своего хозяина выпить вина и лечь спать. Или это воспоминание о маленькой эльфийке с огромной сумкой вернуло вдохновение.

«Эту песню вряд ли можно будет петь на большом празднике, — подумал менестрель, играя уже не набор звуков, а мелодию, — но здесь, в лесу, она уместна. Лагерь беженцев недалеко. Может, кто услышит и подойдёт сам. Упростит нам задачу».

Аклариквет запел, представляя, что это не его голос, а той крохи с большими доверчивыми глазами.

— Умирающий город охвачен огнём,

Звон мечей и предсмертные стоны.

Враг прошел сквозь столицу кровавым мечом,

Неизбежно сметая заслоны.

Эльфы падают, словно трава под косой,

На истёртые временем камни,

И всё реже доносится клич удалой:

«Мы умрём, но не будем рабами!»

Нет в живых никого, кто способен помочь,

Защитить или спрятать до срока,

Страшно близким стал топот чёрных копыт

За спиной, как знамение рока.

Через марево смерти, сквозь мрак и огонь,

Спотыкаясь и плача негромко,

В безнадёжной попытке спастись от врага

Убегает босая девчонка.

Песня поползла между стволов, словно робкий речной туман, проникая в самые потайные пещеры, отыскивая скрытые тропы, приманивая уставших прятаться беглецов.

— Король Нолофинвэ обеспечит безопасность всем Тэлери, — сказал светловолосый охранник, сняв с головы капюшон. — Ваши дома будут отстроены, вы больше не будете вынуждены скитаться. Альквалондэ снова безопасен. Враги покинули его. Теперь там только собратья.

Это были слова, в которые слишком хотелось поверить, чтобы отнестись критически. В глазах беженцев засияла надежда.

— Через марево смерти, сквозь мрак и огонь

Убегает босая девчонка…

Примечание к части Песня Аклариквета - "Ласточка" группы ESSE

Правильные аргументы

— Нам всем нужен этот праздник, — с задумчивой улыбкой произнес Нолофинвэ, словно не замечая состояния Турукано, стоявшего рядом.

На Площади Фонтанов уже не было ни одной разбитой скульптуры, вода снова струилась из прозрачных фигур, журчала, разбрызгивая капли, в которых отражались язычки пламени факелов. Сцену практически достроили, расположив её между центральными фонтанами — целующимися дельфинами и взлетающими лебедями.

— Зрелище будет потрясающим! — король улыбнулся сыну, стараясь подбодрить его, но Турукано погрузился в воспоминания о брате и не мог думать ни о чём другом.

— Ты убиваешь его, отец, — сказал он вдруг, и Нолофинвэ удивленно повернулся.

— Кого?

— Финьо. Говоришь, что любишь нас, что мы для тебя самое главное. Но это не так.

— Турукано, я попросил тебя остаться как раз для того, чтобы ты помог брату. Обвинять меня и так хватает желающих, не присоединяйся к их лагерю.

— Я ничего не смогу сделать, пока ты не изменишь своего поведения.

Нолофинвэ поджал губы.

— Я король, сын, — ответил он после паузы.

— Но ты мог им не становиться! Тебя никто не заставлял! Ведь именно твоё стремление к власти спровоцировало множество бед! Если тебе наплевать на Финьо… Что важнее для тебя, отец — корона или близкие? Из-за твоего безумного стремления к власти случилось слишком много зла!

— Успокойся и послушай, — пока ещё спокойно сказал Нолофинвэ, — если у тебя есть кандидат в короли лучший, нежели я, готов выслушать. Предлагаешь себя?

— Я не это имел в виду.

— Лукавишь. Когда я говорил, что отец плохой король, подразумевал как раз это. И, как видишь, добился своего. Финьо не понимает многого, и ты, Турукано, должен объяснить ему, почему прав именно я. Не Феанаро, не Нельяфинвэ, не Арьо. А я. Вот твоя задача.

— Финьо никогда этого не примет.

— Ты просто не умеешь находить аргументы, сын. Учись. Пригодится. Когда вернётся Аклариквет, спроси его, как он подбирает нужные слова. У него это получается лучше, чем у кого-либо. А когда послушаешь мудрые речи моего певца, снова иди к брату. С охраной и в доспехах. В этом нет ничего постыдного. Если тебе угрожает опасность, защищаться — нормальная реакция.

— Ты говоришь ужасные вещи.

— И что? Хочешь слышать сладкую ложь? Это тоже к Аклариквету. Что попросишь, он тебе то и скажет или споёт. И Финьо тоже нужна правильная ложь. Придумай её. Вспомни деда. Сочини для брата сказку. И рассказывай до тех пор,