Соколов впервые поднял голову.

— Это значит, — сказал он, — что фактическая власть над армией будет у Совета.

— Да, — сказал Григорий. — Приказы военной комиссии Думы следует исполнять лишь в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.

Соколов продолжал смотреть на Григория.

— В этом случае Дума будет так же бессильна, как и прежде. Прежде она подчинялась прихоти царя. А теперь, значит, любое решение потребуется утверждать в Совете.

— Именно, — сказал Григорий.

— Следовательно, главным будет Совет.

— Пишите, — сказал Григорий.

Соколов записал.

Кто-то сказал:

— Офицерам воспрещается грубить другим чинам.

— Сейчас, — сказал Соколов.

— И обращаться к ним на «ты», словно мы дети или домашняя скотина.

Григорий подумал, что это все мелочи.

— Этому документу нужно дать название, — сказал он.

— Что вы предлагаете? — спросил Соколов.

— А как вы называли предыдущие приказы Совета?

— Никак, — сказал Соколов. — Это — первый.

— Значит, пусть так и будет, — сказал Григорий. — Так и запишите: «Приказ номер один».

V

В следующие два дня было принято еще несколько приказов, и Григорий с огромным воодушевлением занимался этой насущной работой революционного правительства. И все же он постоянно думал о Катерине и Вовке, а вечером в четверг наконец-то нашел возможность оставить работу и навестить их.

Он шел на юго-западную окраину Петрограда, и его сердце сжималось от плохих предчувствий. Катерина обещала держаться подальше от неприятностей, но ведь женщины Петрограда считали, что это и их революция. И если бы Катерина решила с Вовкой на руках отправиться в центр посмотреть, что происходит, — она была бы там не единственной матерью с ребенком. Множество невинных людей погибло — кто от выстрела полицейского, кто под ногами толпы, кто под колесами экспроприированного автомобиля с пьяным солдатом за рулем, а кто и просто от шальной пули. Когда Григорий входил в свой старый дом, он со страхом ждал, что навстречу попадется кто-нибудь из жильцов и со слезами на глазах скажет: «Случилось непоправимое…»

Он поднялся по лестнице, постучал в дверь и вошел. Катерина вскочила со стула и бросилась ему на шею.

— Ты жив! — воскликнула она и стала его целовать. — Я так волновалась! Я не знаю, что бы мы без тебя делали!

— Прости, что не мог прийти раньше, — сказал Григорий. — Но меня делегировали в Совет…

— В Совет?! — Катерина засияла от гордости. — Мой муж — депутат! — И снова обняла его.

Григорий увидел в ее глазах восхищение. Впервые в жизни.

— Депутат — это просто представитель избравших его людей, — сказал он скромно.

— Но они всегда выбирают самого умного и достойного.

— Ну… стараются.

Комнату освещала тусклая масляная лампа. Григорий положил на стол сверток. Теперь у него не было трудностей с получением продуктов в военной столовой.

— Я принес еще спички и одеяло, — сказал он.

— Спасибо!

— Надеюсь, ты старалась поменьше ходить по улицам? В городе опасно. Пока одни делают революцию, другие просто беснуются.

— Да я почти не выходила. Я ждала тебя.

— А как наш постреленок? — Вовка спал в уголке.

— Скучает по своему папке.

Сам он не настаивал, чтобы Вовка звал его папой, но согласился, раз этого хотела Катерина. Вряд ли они когда-нибудь увидятся с Левкой, — уже три года, как тот уехал, и от него ни слуху ни духу, — так что ребенок может никогда не узнать правды, да так, наверное, и лучше.

— Жаль, что он спит, — сказала Катерина. — Он всегда так радуется тебе.

— Еще увидит меня утром.

— Сможешь остаться на всю ночь? Как хорошо!

Григорий сел, и Катерина, опустившись рядом на колени, помогла ему снять сапоги.

— У тебя усталый вид, — сказала она.

— Я в самом деле устал.

— Давай же ложиться. Уже поздно.

Она стала расстегивать его рубашку. Он расслабился и дал ей себя раздеть.

— Генерал Хабалов спрятался в Адмиралтействе, — сказал он. — Мы боялись, что он отобьет вокзалы, но он даже не попытался.

— Почему?

— Струсил, — пожал он плечами. — Царь послал Иванова с войсками занять Петроград и установить военную диктатуру, но солдаты взбунтовались и из экспедиции ничего не вышло.

— И что, прежние власти просто сдались?

— Похоже что так. Странно, правда? Но возвращения к старому уже не будет.

Они легли: Григорий в исподнем, Катерина — в сорочке. Она никогда перед ним не раздевалась. Может, считала, что ей есть что скрывать. Он мирился с этой странностью, хоть и не без сожаления. Он обнял ее и стал целовать. А когда их тела слились и она прошептала: «Я люблю тебя», — почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Потом, уже в полусне, она спросила:

— А что же дальше?

— Будет учредительное собрание, делегатов на него будут избирать, используя четыре принципа голосования: всеобщее, равное, тайное и прямое. А пока что Дума создает Временное правительство.

— А кто будет там главным?

— Львов.

Катерина села на постели, не прикрывая голую грудь.

— Князь?! С какой стати?

— Они говорят, чтобы обрести доверие всех классов.

— К черту классы! — от возмущения она сделалась еще прекраснее, лицо пылало, глаза сверкали. — Революцию совершили рабочие и солдаты, так зачем нам еще чье-то доверие?

Этот же вопрос беспокоил и Григория, но ответ казался ему убедительным.

— Нам нужны предприниматели, которые вернут к жизни предприятия, поставщики, которые восстановят снабжение продуктами, торговцы, которые снова откроют лавки.

— А как с царем?

— Дума ждет, что он отречется от престола. Они послали к нему в Псков двух депутатов с этим требованием.

— Отречется? — Катерина широко распахнула глаза. — Царь? Но тогда прежней жизни конец!

— Да.

— А разве так может быть?

— Не знаю, — сказал Григорий. — Завтра увидим.

VI

В пятницу в Екатерининский зал Таврического дворца набилось две, а то и три тысячи человек, среди которых были несколько женщин. В воздухе стоял крепкий запах табачного дыма и немытых солдатских тел. Все ждали известий из Ставки.