уланы, знаете, что мы, офицеры, вас никогда не покинем и выведем из любого положения. Но я хочу вас предупредить, что наше положение очень тяжелое и что мы не можем поручиться за удачный исход нашего отступления… Предоставляем вам право выбора – идти дальше с нами или оставаться и распылиться. Мы не будем считать это за измену, ибо мы знаем вашу доблесть, которую вы проявляли в боях с большевиками. Каждый, кто решил остаться, пусть доложит своему взводному офицеру. Я же сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить ваше положение. Подумайте об этом, братцы».

Эти слова произвели глубокое впечатление на улан. У многих на глазах появились слезы.

– Господин корнет! – с содроганием в голосе обратился ко мне взводный Некрасов, – правда, лучше бы было, если бы нам сказали, что здесь всем нам нужно умереть. Мы не хотим оставлять вас, и больно делается, если только подумать об этом.

– Некрасов, голубчик! – старался я успокоить его. – Мы все знаем, что ты хороший солдат, так если хочешь, идем с нами дальше, а там видно будет.

– Никак нет, господин корнет, я за границу не поеду.

– Почему?

– Говорят, англичане хотят нас загнать в шахты, а там мы и света больше не увидим.

– Какие шахты? – переспросил я. – Кто это распространяет такие вздорные слухи? Конечно, я ручаться не могу, что это не так, но ведь потому ротмистр Линицкий вам и сказал, чтобы вы знали, что вас ожидает. Нужно быть готовым ко всему.

С грустными мыслями ушел я от улан. Быть может, им не нужно было говорить об этом, но нельзя же обманывать их – привести к морю, а потом объявить, что вам, мол, нет мест на пароходах, а мы уезжаем.

Но они ведь были солдаты, а солдатская натура привыкла к приказаниям, и вот теперь, когда им был предоставлен свободный выбор – идти ли за своими офицерами или оставаться, они растерялись.

И среди нас, офицеров, тоже чувствовалась растерянность, так как расставаться с верными людьми было больно и тяжело. Подавленное настроение охватило всех нас. Последняя надежда на полковника Ковалинского. Он всегда выводил улан из самых тяжелых положений, и мы знали, что и теперь он найдет выход. И действительно, наша надежда оправдалась. Он, сильный и решительный командир наш, «отец родной», как называли его солдаты, нашел что сказать, чтобы непоколебимой осталась вера в успех, чтобы не была посрамлена честь старых российских полков.

Полковник Ковалинский, ознакомившись в штабе корпуса с обстановкой и с предполагаемыми решениями старших командиров, решил поведать о том полку и приказал построиться людям в пешем строю на окраине станицы. Поздоровавшись отдельно с каждым эскадроном полка – кавалергардами, кирасирами, конногренадерами и уланами, – полковник Ковалинский обратился к солдатам с речью.

– Настали тяжелые дни, – начал он. – Наша дальнейшая судьба еще не выяснилась. Мы еще не знаем, куда пойдем, в Грузию или в Крым, но одно определенно известно, что к англичанам гвардейский полк не пойдет, так как англичане потребовали сдачи оружия и только на таких условиях выразили согласие взять нас. В рабство мы не пойдем, этого не будет, в этом я даю вам свое честное слово. Ни офицера, ни солдата я не позволю превратить в пленника и оружие свое не сдам, предпочту смерть этому позору. Конечно, положение наше тяжелое, ибо волею судьбы мы заброшены сюда, и немного верст отделяют нас от моря. Я заверяю вас, что выведу с честью из этого положения, или погибнем все вместе. Возможно, что мы, как и вся кавалерия, пойдем в Грузию, тогда впереди нас ожидает отдых, для того чтобы подготовиться к новой борьбе с красными разбойниками. Другая возможность – это переброска наших войск в Крым для продолжения борьбы там, но особенных надежд на эту операцию я не возлагаю, так как еще нет сведений о предоставлении нам перевозочных средств. Независимо от дальнейших событий среди вас не должны быть малодушные. Не забывайте, что мы гвардия, что мы должны идти впереди всех. Если окажутся в нашей среде дезертиры, я буду расправляться с ними всеми предоставленными мне правами и не постесняюсь расстреливать их.

Завтра утром мы выступаем, поэтому сегодня же нужно позаботиться обо всем, сократить обозы, выбросить все ненужное барахло. Если кому-нибудь что-либо неясно, спрашивайте, не стесняйтесь.

Гробовое молчание было ответом. Солдаты стояли как вкопанные, внимательно наблюдая за своим командиром.

– Так все ясно? – спросил полковник Ковалинский. – Ни у кого нет вопросов?

– Господин полковник, разрешите доложить? – вдруг раздался голос из эскадрона конногренадер.

– Да, – ответил Ковалинский, – кто хочет спросить?

– Господин полковник, – начал конногренадер Боллес, – мы, солдаты, не оставим вас, даже если придется идти на смерть. Мы всюду пойдем за вами, куда бы вы нас ни повели.

– Спасибо, Боллес, – сказал Ковалинский, – твои слова показывают, что с такими солдатами мы пройдем где угодно и что для нас ничего страшного нет. Я рад лишний раз убедиться, рад узнать, что не поник еще дух русских воинов, решивших постоять за свою Родину до конца. Спасибо, братцы! – крикнул весело полковник Ковалинский.

– Рады стараться, господин полковник! – гаркнули в ответ сотни голосов.

Быстро стали расходиться эскадроны. Осунувшиеся было лица озарились улыбками, и снова вернулась бодрость. Исчезла грусть, точно ее никогда и не было…

В армии нельзя никому ничего предлагать, нужно только приказывать. Солдата всякое предложение ставит в недоумение, в решительные минуты ему нужно только приказывать. С военно-психологической точки зрения это единственное решение при создавшейся сложной обстановке. Как видно из описания «состояния умов» хотя бы только улан, можно смело сказать, что клич «спасайся кто может и как знает» только усугубил душевные переживания солдат, совершенно их обескуражил. После такого предложения они сразу потеряли свой воинский дух – это были уже не эскадроны, не полк, не бригада и не дивизия, просто сборище растерявшихся людей, потерявших в этот момент громкие названия своих воинских единиц. Солдатам предлагать идти вперед или стушеваться – непонятно. Военный язык знает лишь одно: вперед или назад, а понятие «делай что хочешь» солдату чуждо. Настроение улан, когда им их командир эскадрона предлагал право выбора: идти дальше с нами или оставаться, было растерянное, а после речи командира полка и его приказа двигаться дальше всем вместе – стало бодрым и радостным. Полк, командиры и их приказы – это для настоящего солдата понятнее, чем расплывчатые советы и предложения самому решать свою судьбу. Революция затуманила мозги наших доблестных солдат, слово «свобода» – это был тот всепоражающий яд, который нарушил основные понятия воинской дисциплины