Готов к бою и Шейдербауэр: «Так как специально составленные штурмовые группы должны были начать прочесывать удерживаемые противником здания, задача 50-мм орудий — обеспечить их поддержку огнем по окнам и подозрительным укрытиям»[1135].

Началось — удары противотанковых пушек, пулеметные очереди по «Дому офицеров» слились с ожесточенной стрельбой на Северном, где перешел в атаку А.А.45. Огонь орудий Шейдербауэра особенно эффективен — разрывы фугасно-осколочных снарядов практически всегда находили жертвы, на втором этаже здания, в караульном помещении начался пожар.

…Однако первоначально казалось, что атака на «Дом офицеров» захлебнется, как и вчера — ожесточенный огонь русских не давал Хурму возможности атаковать. Лео Лозерт: «Я снова прибыл первым к церкви, слева сзади от меня — мой второй взвод 12-й роты. Лейтенант Хурм с его людьми продолжал лежать справа от церкви под вражеским огнем и не мог продвинуться к казематам. Мое отделение станковых пулеметов, прибыв к стрелкам, также не смогло продвинуться дальше»[1136].

Подавить огонь из «Дома офицеров» не могли и орудия Шейдербауэра. Стрельба велась из самых неожиданных мест: «Снайперы сделали операцию чрезвычайно опасной. Офицер роты пропаганды, игнорирующий увещевания об осторожности, был ранен. Его эвакуация переросла в длительную и опасную задачу. Санитары-носильщики вызвали ожесточенный огонь, но чудом сумели возвратиться невредимыми»[1137].

Но атаку нужно было продолжать — пулеметы и орудия все же сделали свое дело, огонь защитников несколько поутих. Но кто рванется первым?

Это пришлось сделать фельдфебелю Лозерту: «Так как теперь никто не хотел решиться на последний скачок и на вторжение в казематы, я, напротив, внезапно свободно побежал и, заскочив в проем, ввалился внутрь каземата. При этом я столкнулся с группой вооруженных совершенно закопченных пороховой гарью русских, сразу же сдавшихся при моем внезапном появлении.

Так как я не стрелял, из различных дыр выходили все больше русских (вскоре их стало около тридцати), которые затем принимались моими солдатами, последовавшими за мной»[1138].

Итак, Лозерт, вероятно через дверь внутри восточной арки Трехарочных, ворвался в столовую 33-го инженерного, еще недавно отбитую Лерманом. Отсюда был вход как в подвал (по-видимому, под «различными дырами» он его и подразумевает), где находились раненые и, если, пройдя раздаточную и кухню, прорваться через пробитую красноармейцами для штурма столовой дыру, — лестница на второй этаж.

Для защитников сложилась критическая ситуация: заняв помещения на западе казармы, немцы могли оттеснить их в сторону тупика, а оттуда отступать было уже некуда. Да и в любом случае — помещения столовой, примыкающие к мосту, позволяли хоть как-то рассчитывать на удачу прорыва. В противном случае вырваться на мост становилось нереально. И, наконец — доступ к воде. И без того трудный, с захватом части кольцевой казармы он становился невозможным.

Тотчас же по всей линии казармы, из отсека в отсек пронесся тревожный крик «Немцы в крайних комнатах!». Особо страшной эта новость была для раненых — «Ходили слухи, что немцы уже заняли столовую отдельного разведывательного батальона, а это означало, что они окончательно отрезали путь к воде»[1139]. К этому моменту раненые, лежавшие в подвале, продолбили водопроводные трубы — надеясь найти хоть каплю влаги, но это был самообман. Пробили и цементный пол, вырыв яму с полметра — но и там воды не оказалось, лишь мелкий жидкий песок, напоминавший клюквенный кисель. Пытались процедить — ничего — бесполезно. Оставалось только смачивать песком губы и ждать темноты — тогда на то, что смельчакам удастся добыть воды, еще можно было надеяться. Сейчас, с захватом столовой, исчезала и эта надежда.

Солдаты Хурма, рванувшиеся за Лозертом, и не собираются давать ее вновь, пытаются пройти и дальше. Все смешалось — ожесточенная пальба, взрывы гранат, русский мат и немецкие проклятия.

Лозерт продолжал действовать: «Я шел дальше и, выскочив из каземата с другой стороны, увидел на валах за наполненным водой рвом крепости отдельных немецких солдат, которые атаковали с севера. Между нами лежал длинный открытый ко мне каземат, полный русских, давших мне понять, что хотят сдаться. Так как атакующие с севера немцы не знали это, меня не понимали и, кроме того, дальше не шли, я хотел пересечь ров, наполненный водой, и объяснить им положение. Но только я хотел подбежать к воде, как был обстрелян справа, так что пришлось вернуться[1140]. В каземате я встретил своего командира и солдата роты пропаганды, имевшего ракетницу, и попросил его пустить белую сигнальную ракету. Затем атакующие с севера подразделения приостанавливали огонь против нас, и русские сдались им раньше. А сюда все еще подходили из подвалов сдающиеся русские. Теперь в крепость вступали и другие пехотные роты — 12-ю роту вывели, возвратив ее на прежнее положение на улице[1141]. В воротах крепости[1142], где майор Фрайтаг соорудил свой командный пункт, я отметился у него, он пожал мне руку и поблагодарил меня за мои действия»[1143].

Однако бой за «Дом офицеров» еще только разгорался.

* * *

8.40. Командующий 4-й армией отдает приказ № 06 командиру 28 ск на оборону Слуцкого оборонительного района, привлекая в качестве рабочей силы местное население. Создать два оборонительных рубежа: а) По рубежу бывшей советско-польской границы с использованием оборонительных сооружений строящегося Слуцкого укрепленного района; б) По р. Случь. Одновременно приказывая остатки 6 сд передать 55 сд[1144].