проверила экипировку и покинула замок.

Ночь действительно была какая-то странная, небеса светились изнутри бледноватым светом, который ложился на землю леденящей изморозью. Казалось, что проплывающие внизу кроны деревьев нарисованы на листе бумаги голубовато-серой краской. Воздух был влажным и прохладным. Порой налетал ветер, но вместо того, чтоб подхватить меня и нести дальше, он только топорщил перья крыльев и нагонял неприятный озноб. К счастью, полёт был недолгим. Я пролетела над городом Бренне, с удивлением увидев на его узких улицах необычное оживление. Там было много людей, много факелов, свет которых отражался от доспехов и оружия. Я слышала гул голосов и ржание лошадей, а потом увидела на утопающей в мутном тумане равниневозле города ровные ряды белых шатров и костры между ними. Этот лагерь был велик и сильно озадачил меня. Я даже сделала над ним круг, но потом вспомнила, что у меня полно других дел и полетела дальше. За равниной располагалась небольшая гряда низких гор, в расщелинах которых бледно светились подёрнутые паром озерца, вокруг них были построены бедные хижины, навесы и красивые домики, низкие, окружённые террасами и украшенные узорчатыми бордюрами на крышах. Видимо это были знаменитые купальни. Кстати, устойчивый запах сероводорода, поднимавшийся от озёр, подтверждал это.

Миновав горную гряду с купальнями, я пролетела над тёмной массой густого непролазного леса, вдалеке появился обрывистый утёс с высоким замком на вершине, стены которого были слабо освещены факелами, а внизу, наконец, показалось то самое кладбище.

Я опустилась ниже и пролетела над ним. Да, оно выглядело именно так, как в видениях Генриетты, тонущее в тумане, над которым поднимались покосившиеся, выщербленные непогодой и временем надгробные камни. Над ними в самом центре стоял куб усыпальницы, складывающийся из массивных колонн и возложенной на них громоздкой плиты. Опустившись ниже, я встала на землю, покрытую мхом, и осмотрелась. Что-то подобное я уже видела и не в фильме ужасов. Это было когда-то очень давно, на далёкой планете под названием Кронвер. Она была погружена в вечную магическую ночь и по ней тоже ходили мертвецы. При этом воспоминании я невольно передёрнула плечами и осмотрелась. Нет, здесь пока никаких зомби не наблюдалось. Только было очень тихо, и иногда сквозь туман вспыхивали на могилах блуждающие огоньки. Может, это были светлячки, или так выглядели из-за струящегося синеватого тумана гнилушки.

У меня не было ни малейшего желания проверять, что это. «Я здесь по делу», — напомнила я себе и решительно направилась к склепу. Дверь в него была ниже уровня земли, к ней вели скользкие, покрытые слизью и мхом ступени. Спустившись к высокой широкой двери, в которую мог въехать всадник, я попыталась открыть её. Ручки на двери не было, зато была замочная скважина. За неимением ключа, я достала свой лучевой меч и, выпустив немного клинок, вставила его в скважину. Заструился лёгкий белёсый дымок, что-то внутри щёлкнуло, и дверь приоткрылась.

Фонаря у меня при себе не было, но на стене были установлены два просмолённых факела. Я зажгла их и подошла к каменному саркофагу, на крышке которого лежала статуя юной красавицы с вьющимися волосами, облачённой в тончайшую тунику, сквозь которую виднелось прекрасное тело. Из-за игры света, падающего от факелов, казалось, что статуя дышит, и веки её чуть вздрагивают, словно она находится на грани сна и бодрствования и вот-вот проснётся.

Статуя была хороша, но долго разглядывать её резона не было. Я без особого труда сдвинула крышку, которая, как оказалось, была закреплена на механизме, позволяющем легко открыть её, и замерла от неожиданности. Внутри саркофага лежала молодая женщина, с которой и была скопирована эта необыкновенная статуя. Она была юна и красива, на белом лице играл розовый румянец, рыжие волосы мерцали золотистыми завитками, и ресницы чуть вздрагивали, словно она, и правда, готова была вот-вот проснуться. Она была прекрасна, но всё же от одного взгляда на неё у меня по спине пробежал табун крупнокалиберных мурашек. Любоваться этим кадавром я не могла, напротив, захотелось задвинуть крышку и идти куда-нибудь подальше по своим, без сомнения, очень важным и срочным делам.

Конечно, я никуда не пошла. Я достала из котомки мешочек с солью и щедро посыпала тело в гробу. Реакция была, как обычно у зомби, правда без истошного визга и прыжков на стену. Там, где упали песчинки соли, плоть начинала чернеть и съёживаться, и вскоре то, что лежало передо мной, перестало походить не только на статую, но и вообще на что-то человекоподобное. После этого я уже спокойно полила это нечто дурно пахнущим маслом и, достав зажигалку, подожгла. Огонь вспыхнул так ярко, что я отшатнулась. Где-то на улице раздался странный рёв, хотя, может, это был порыв ветра, пробившийся сквозь деревья ближайшего леса, или какой-то зверь в чаще.

Я стояла над горящей могилой, глядя, как очищающий огонь выжигает всё внутри. И когда он, наконец, опал и погас, там ничего не было, только толстый слой чёрной неприятной копоти, покрывшей внутренность каменного ящика. Ведьма сгорела быстро и без следа. Я где-то слышала, что так горят только ведьмы, не оставляя после себя никаких останков кроме грязной копоти. Я закрыла крышку и, потушив факелы, вышла из усыпальницы. Первая часть моего плана была выполнена безупречно. Теперь оставалось только ждать.

Осмотревшись, я решила, что лучшим местом для этого будет крыша склепа и, взлетев туда, присела на каменную плиту. Вокруг было тихо, на могилах покачивались обрывки тумана, медленно закручиваясь в смерчи и принимая самые странные очертания. Те бледные огоньки, что я заметила раньше, медленно парили от одного памятника к другому и иногда, собравшись в группки, устраивали странный неторопливый танец. Их движение завораживало, наполняя душу каким-то странным покоем. Потом они разлетались в стороны и продолжали своё путешествие над могилами. Где-то очень далеко залаяла собака, и по кронам деревьев чернеющего вдали леса прошёлся ветер, вызвав унылое гудение и треск веток.

Мне уже не было страшно. Может, потому, что ведьма Греона окончательно убралась отсюда, и жуткая атмосфера, которую она создавала вокруг себя, рассеялась. Теперь тут царило умиротворение и лёгкая грусть. Синеватый покров, лежащий на предметах, делал унылый пейзаж немного романтичным, подобным иллюстрации из томика готической поэзии. Запустение и тишина, как в забытом мирке в глубинах Тьмы, где уже давно нет живых душ, да им там и нечего делать. Только тишина, забвение и вечный покой.

Я сидела на холодной плите, любуясь необычной картиной, и всё больше погружаясь в печальную меланхолию этого места. По светящемуся внутренней синевой небу пробегали