— Хорошо, что вам от меня надо, мистер Кларк?

— Чтобы ты объяснил мне, отчего моя дочь так несчастна и отчего она приходит ко мне домой с двумя детьми. Каким образом это помещение перестало быть для нее домом?

— Слушайте, вы только что сказали, что разговор назрел давно, так что, видно, что-то знали. И появление Эмми вас не удивило.

— Я знал, что у вас какие-то нелады, но ведь такое бывает в любой семье. Вот и я не вмешивался. Но когда моя дочь уходит из своего дома и приходит в мой, я уже не могу оставаться в стороне.

— Честно говоря, не знаю, что и сказать.

— Будь мужчиной. Что это за мужчина, что это за муж, от которого уходит жена? Вот, стало быть, как ты обращаешься с Эмми и маленькими? Да что с тобой такое происходит? Совсем совесть потерял?

— Я не знаю, что там Эмми наговорила вам…

— Ну, это легко узнать у меня дома. Только мне надо еще решить, захочу ли я впустить тебя к себе в дом. Эмми, наверное, впустила бы, а вот я, судя по таким делам, может, и дверь перед носом захлопну. Эмми женщина, она твоя жена, она любит тебя, а вот я, видит Бог, нет. Коли ты так с ней обращаешься, лучше бы пристрелить тебя, юбочник, павлин ты этакий, чем сидеть у тебя дома и в лицо смотреть.

— И что, пистолет с собой? — осведомился Холлистер.

Кларк застыл и несколько секунд не произносил ни слова.

— Стыдно признаться, да. И не просто так — собирался пустить в ход. Но пока ехал на трамвае, передумал. Ты труп, я на электрическом стуле, только Эмми от этого легче не станет. Если ты желаешь вести себя как животное, из этого еще не следует, что и остальные должны следовать твоему примеру… Ладно, я пошел.

— Минуту, — остановил его Холлистер. — Вы зачем пришли сюда?

Кларк уже встал и нагнулся за шляпой.

— Из дома я уходил с намерением укокошить тебя, потом передумал, решил, не стоит, но чем дольше я остаюсь здесь с пистолетом в кармане, тем сильнее меня тянет к первоначальному намерению.

— В таком случае отдайте-ка мне лучше эту штуковину.

— Да, так будет лучше, — кивнул Кларк. — В конце концов, всегда можно вернуться. — Он вынул из брючного кармана «смит-и-вессон» тридцать второго калибра и швырнул на стул, с которого только что поднялся.

Холлистер взял его, разрядил и подбросил на ладони ленту с пятью патронами.

— Присядьте ненадолго, мистер Кларк.

— Зачем?

— Ну, это по крайней мере лучше, чем палить в меня из пистолета.

— Как сказать, — проворчал Кларк.

— Вы человек религиозный, — продолжал Холлистер, — я — нет.

— Был религиозным до сегодняшнего вечера. А сейчас словно впервые услышал о существовании Бога.

— Тем проще будет нам говорить.

— Ладно, — проворчал мистер Кларк.

— Вот вам ваш револьвер, а заряды я, пожалуй, подержу пока у себя, — сказал Холлистер. Кларк сел на стул, хозяин последовал его примеру. — Мистер Кларк, давайте как мужчина с мужчиной. Я не говорю сейчас о том, имела ли Эмми право уходить таким образом из дома. Из этого не следует, что я подтверждаю или отрицаю тот факт, что именно мое поведение могло послужить тому причиной. Это наше с Эмми дело и навсегда останется только нашим. Но, оставляя в стороне вопрос о моей вине или невиновности, скажите, неужели вы, религиозный человек, и вправду считаете, что женщина имеет право уйти от мужа независимо от того, хорош он или плох. Неужели, по-вашему, такое вообще возможно? Разве вы не согласны с тем, что, выходя замуж, женщина принимает на себя обязательство оставаться рядом с мужем, что бы ни случилось? В достатке и бедности. В болезни и здравии. Неужели это лишь вопрос денег, нечто вроде заболевания, от которого лечит врач? Я, повторяю, человек не религиозный, но от людей верующих не раз слышал, что нет, это не просто нечто вроде болезни. Что при любых условиях — это значит при любых условиях, что бы ни случилось. Даже если у мужа и жены семейная жизнь не складывается, все равно они должны оставаться в браке. Этому учили всех нас, и этому вы учили Эмми и Луизу. Разве не так?

— Да, именно этому я их учил.

— Но если так, значит, вы должны были верить в то, чему учите, и их заставлять верить. В таком случае, как мужчина мужчине, — что же толку в таком учении? Выходит, это просто слова? Подождите, подождите немного, перед тем как отвечать. У меня есть еще один вопрос. Чего стоит эта вера, если жена оставляет мужа при первом же испытании? Легко повторять, что веришь во все эти заповеди, эти принципы, когда жизнь течет гладко, но как насчет этого, когда у жены с мужем возникают трудности? Что тогда происходит с принципами? Вы по-прежнему их придерживаетесь или признаете, что это просто слова, которые хороши, лишь когда все складывается мирно и безмятежно, и они рушатся при первом же испытании? Короче говоря, мистер Кларк, как вы считаете, Эмми верна этим принципам?

— Если посмотреть с твоей стороны — нет.

— Речь не о том, с какой стороны смотрю я. Меня ваше мнение интересует.

— Так я же говорю, нет, — повторил Кларк. — Но…

— Да нет уж, мистер Кларк. Никаких «но». Вы ведь собирались сказать, что у Эмми могли быть причины уйти из этого дома, так? С этим я и не спорю. Не спорю, потому что вообще не хочу говорить на эту тему. Мы же, мы оба с вами, решили, что говорим о принципах, а не о том, дал я ей повод уйти или нет. Вы согласились, что это сугубо наше с ней дело и таковым останется навсегда. Муж и жена сами разберутся. Имеет ли жена право оставить мужа — вот единственное, что меня интересует.

— Ну, всему есть предел, — сказал Кларк.

— Я не согласен с вами. Коль скоро речь идет о принципах, ни для нее, ни для меня пределов не существует. Что мужу, что жене до́лжно выдержать неизбывную печаль, любые беды и горести, что угодно, только не разрушить дом.

— А ты бы выдержал неизбывную печаль?

— Мистер Кларк, повторяю, речь не обо мне. Мы говорим о принципах, о религиозных убеждениях. О праве жены оставить мужа. Начни мы говорить обо мне, о том, хороший я муж или дурной, придется перелистать всю книгу нашей с Эмми совместной жизни, страницу за страницей, — все, что было в ней хорошего, мистер Кларк, и все, что было плохого. В достатке и бедности. Я не часто хожу в церковь, но у меня есть принципы, и я живу согласно им. Вы знаете только одно: Эмми обиделась на меня и ушла из дома, забрав с собой детей. Но как быть с принципами? Я возвращаюсь домой, рассчитывая, как всегда, увидеть здесь Эмми с детьми, и из этого следует, что моя совесть чиста. Я возвращаюсь домой, рассчитывая поужинать в кругу семьи, но вместо этого застаю тестя с пистолетом в кармане. Как насчет принципов? Мне нечего было бояться, иначе бы я не вернулся домой. Мне нечего было бояться вашего пистолета, иначе я не попросил бы отдать его мне. Разве я силой его отнял? Я просто попросил отдать его. Вот, пожалуйста, ваши патроны… Можете передать Эмми наш разговор. Сейчас я приготовлю себе чего-нибудь поесть, и, если она захочет вернуться домой сегодня вечером, ни слова не будет сказано, по крайней мере мной. Захочет провести ночь у вас, я тоже не против, сам позавтракаю. Просто скажите Эмми, что это мой дом, а не то место, где жила моя мать и где жил мой отец.