Бенедикт Мейсон, колокольных дел мастер, фрески Страшного суда не боялся, считая, что чем ярче раскрашен храм, тем лучше. В церковь Святого Фомы он пришел, чтобы еще раз полюбоваться окном на южной стене, а точнее, нижней правой его частью, где неделю назад установили скромный дар семьи Мейсон – примерно ярд витражного стекла. Уилл Уилсон, пораженный роскошным убранством церкви, не обратил внимания на окно, но Бенедикт с гордостью взирал на изображение святого Христофора, благословляющего две крохотные фигурки, в которых, приглядевшись, можно было распознать колокольных дел мастера и его жену. По кромке витража вилась замысловатая надпись готическим шрифтом:

GLORIA DEI. BENEDICT MASON ET UXOR SUIS MARGERI[37].

Разумеется, этот скромный дар, как и ежегодные приношения шерсти, свечного воска и сыра, не шел ни в какое сравнение с щедрыми пожертвованиями богатых купцов и знатных горожан, и все же колокольных дел мастер удовлетворенно вздохнул – теперь о нем будут помнить вечно.

О том, что его предок Осмунд Масон создал прекрасную резьбу в соборе, Бенедикт Мейсон не подозревал, а потому с гордостью заявил жене:

– Я первым в нашем роду оставил о себе памятку.

Юного Уилла Уилсона он даже не заметил.

Уилл брел мимо заброшенной крепости на холме в Олд-Саруме. На западе грозно вздыбились черные тучи, но юношу они не пугали. Он по-прежнему не знал, куда податься, и с нетерпением ждал, когда святой Осмунд пошлет ему знамение.

Лучи солнца лились сквозь сизую пелену облаков, внезапно затянувших небо, наполняя долину тревожным огненным сиянием. Сгустившийся воздух дрожал от напряжения, предвещая грозу.

Взору Уилла предстала бесконечная череда холмов Солсберийской возвышенности. На ближних склонах расчищенные участки перемежались с зеленеющими полями, а вдали, по серо-зеленым грядам, похожим на застывшие волны, бесчисленными белыми точками рассыпались стада овец.

Небо тяжело нависло над землей, будто вот-вот схватит взгорье невидимыми ладонями и затрясет что есть мочи.

У древнего дуна Уилл остановился: одинокий странник, жалкий сирота, ни друзей, ни дома, ни родных, за душой – два шиллинга золотом. Длинные тонкие пальцы покрепче сжали узловатую ветвь, служившую ему посохом; прищуренные глаза смотрели на грозовые тучи, неумолимо подбиравшиеся к взгорью. Сейчас Уилл мало чем отличался от своих далеких предков, первобытных охотников и рыбаков, некогда населявших долину пятиречья. Он все еще не знал, куда ему податься.

Внезапно узкое бледное лицо осветила широкая улыбка.

Грозы Уилл не боялся. Апрель выдался теплым, а если дождем замочит, то ничего страшного, одежда на ходу высохнет. А на пустынном и с виду неприветливом взгорье всегда найдется, где переждать непогоду, – есть овечьи загоны, крестьянские подворья, деревушки и селения, где можно подыскать работу за прокорм и ночлег; не стоило забывать и о многочисленных монастырях и аббатствах – монахи всегда приютят и накормят усталого путника.

Святой Осмунд наверняка пошлет знамение; главное – дождаться. Впрочем, в глубине души Уилл знал, что обязательно выживет. Что ж, настало время делать выбор. Можно пойти на северо-запад, к Брэдфорду или Троубриджу, наняться там валяльщиком на сукновальню. Путь на запад через несколько дней приведет к реке Северн и дальше, в Бристоль. Если отправиться на восток, то доберешься до Винчестера, Саутгемптона, а то и до самого Лондона… «Нет, Лондон слишком далеко», – с сожалением вздохнул Уилл. Как бы то ни было, в Сарум он больше не вернется.

– Пойду в Бристоль, – наконец решил он, сворачивая на дорогу, ведущую на запад.

В те времена дорогой в Англии называли любую нахоженную тропу, утоптанную людьми, копытами волов и коней или укатанную колесами возков и телег; в болотистых местах тропы расширялись на сотни ярдов – путники искали местечки посуше, – а на крутых откосах сужались так, что идти было можно только гуськом. Иными словами, средневековые английские дороги ничуть не отличались от троп, проложенных первобытными обитателями острова.

Гроза настигла одинокого путника в миле от древнего дуна, на краю последнего возделанного поля.

Обычных гроз Уилл нисколько не боялся – в темном небе вспыхивали зарницы, в черных тучах сверкали молнии, гулкие удары грома сотрясали воздух, и долгожданные струи дождя заливали взгорье. Земля, стосковавшись по влаге, благодарно отдавалась яростной стихии, которая, отбушевав, уходила на юг, к далеким холмам или в лесистые долины. Такие грозы юноша любил; его восхищали и яркие вспышки молний, и тяжелое громыхание в небесах, и бурные мутные потоки, сбегавшие с меловых холмов в долину.

Однако изредка над Сарумом проносились грозовые бури, и сейчас, застигнутый посреди пустынной равнины, Уилл едва не погиб. Гроза буйствовала целый час. Казалось, кипящая гневом чаша небес рухнула на взгорье, молнии вспыхивали непрерывно, а грохочущая канонада грома не прекращалась ни на миг. Смоляные тучи клубились зловещим водоворотом, заливая взгорье яростно бурлящими потоками; земля дрожала под ногами, сотрясаясь от мощного напора стихии.

– Господи, спаси и сохрани! – в отчаянии вскричал Уилл. – Матерь Божия, помоги!

На святого Осмунда в золоченой гробнице уповать было бесполезно.

Зазубренные стрелы молний сверкающими пучками пронзали землю, словно буря пыталась отыскать и уничтожить самого Уилла. В полумиле от него паслось стадо – перепуганные овцы жались друг к другу. Может, подобраться к ним поближе? Увы, за пеленой ливня юноша не разбирал дороги. Гроза продолжала бушевать, гулко бухали громовые раскаты, ослепительные молнии с треском разрывали небо на части. Уилл по-щенячьи припал к земле и вжался в грязь лицом.

Яростный грохот прозвучал над самой головой, сверкающее копье молнии вонзилось в содрогнувшуюся почву, и тут случилось чудо.

Молния, ударив в двадцати шагах от Уилла, рассекла поле ровной огненной дорожкой. Юноша остолбенел – на его глазах огонь угас, оставив посреди зеленеющих всходов широкую выжженную полосу, уходящую строго на восток.

Внезапно буря стихла, гроза откатилась к дальним грядам, ливень сменился моросящим дождем. Уилл осторожно поднялся и с опаской поглядел на черный след, ровнехонько разрезавший поле. «К чему бы это?» – подумал юноша, не догадываясь ни о римских завоевателях, ни о забытом поселении Сорбиодун, ни о вилле Портиев, ни о том, что как раз под этим полем пролегала древняя римская дорога, ставшая своего рода проводником для электрического разряда молнии.

Уилл долго стоял на краю поля, забыв о грозе, и глядел на дымящуюся черную черту, указывающую на восток.

– Матерь Божия, это же знамение! Святой Осмунд мне знамение послал! – ошеломленно воскликнул он.

Значит, надо идти не на северо-запад, в Бристоль, а на восток.

– Пойду в Лондон, – решительно произнес Уилл.