Настоящие Люди при объединении тоже изменялись. Для своего вида они превратили стабилизацию, которая поощрила всех, хотя бы чуть-чуть одаренных, и при этом она препятствовала раздражению и изменениям. Объединенные с людьми в Братство Звездных Людей (он испытал почти болезненную радость и гордость, когда получил имя Братства, данное ему туземцами) убедило его в том, что изменение каждого рода может быть выгодным для обеих сторон. И каждый человек может передать тайны техники прямо в голову одного из Настоящих, может мысленно передавать знания, которые они, возможно, никогда не приобретут при обычном эволюционном развитии.

И все, чему их научили, они могут быстро и безболезненно передать другим людям.

– Что может принести нам единение между расами, кроме добра? Никогда еще до сих пор не было такой дополняющей друг друга дружбы между двумя культурами. Мы же можем заключить такой пакт: вместе мы можем…

– Молчать! – проревел представитель этой своры и взмахнул оружием. – Вы так же противны, как и эти, проклятые богом читта-зомби – и даже еще хуже! Мы не должны слушать это дерьмо! Нам не нужны советы этой банды сумасшедших содомитов! Уничтожить лагерь, дотла сжечь его! Уничтожить все, главный дом тоже, не оставлять ничего! Это именно то, чего они заслуживают! Пускай они все замерзнут здесь, – он обеими руками махнул толпе позади него.

Словно время вернулось к ней снова, Таравасси-Базилион увидела оборванцев, как вода, растекающихся вокруг них, увидела, как маленькая дочка Памолло, подняла круглый, гладкий камень, крепко сжала его в руке и бросила – увидела, как он попал в лицо одному из оборванцев, в кристально-чистом воздухе брызнула кровь, услышала отчаянный крик Шамадакс: «Нет!» но было уже поздно. Как в кошмаре, она увидела, как в них нацелилось ружье, но она не смогла двинуться и было поздно, слишком поздно бежать…

Таравасси снова пришла в себя. Она сидела на корточках, согнувшись над коленями и всхлипывала от боли. Она медленно выпрямилась, отняла прижатую к груди руку. Она долго осматривала свои руки, положив их на выцветшую одежду. На ней не было крови… не было ран… но ныла она не здесь, в этой заброшенной библиотеке.

Тихое, слабое всхлипывание донеслось до ее ушей, когда она, наконец, вытерла слезы с глаз. Лунная Тень, откинувшись, сидел на своем стуле, глаза его были закрыты, руки скрещены на груди.

– Лунная Тень, – чуть слышно прошептала она. – Что со мной произошло? Что произошло? Мы… они… все погибли, все?

Его рука шевельнулась в отрицательном жесте.

– Они-я, они-я… Я то же самое, что они… – глубоко вздохнув, он открыл глаза.

– Но они убиты. Они погибли! – И это так подействовало на нее, было так реально, что она поверила… Она нагнулась вперед, руки ее скрестились и она уперлась в крышку стола. Густой туман иллюзий и воспоминаний медленно рассеивался и, наконец, позволили ей четко и объективно оценить события, свидетелем которых она была. И внезапно она поняла истинное значение слов туземца. – Лунная Тень, ты ненавидишь меня, да? Толпа – это, должно быть, мои предки, и эти люди, что они сделали с твоим народом?.. – Воспоминания в воспоминаниях обо всем отвратительном снова поднялись в ней, они были такими свежими и живыми, словно она только что сама пережила это… словно с тех пор не прошло пятьсот лет. Она была не в состоянии осознать этот чудовищный промежуток времени. – Я такая же, как и они? – ей вспомнилось ее собственное чувство, которое она испытывала к туземцам, и черты ее лица окаменели.

Лунная Тень покачал головой, он не смотрел на нее.

– Ты не такая, как они, Звездная Женщина. Ты, как мои предки. Ты как… я. Базилион не стыдился, потому что был слеп, как и другие люди.

– Да, – сказала она. – И… я верю, для меня ты похож на других, я знаю, – она улыбнулась, когда до него дошло значение сказанного ею. – Но… я все еще не знаю, что же я такое?

– Ты моя подруга… – Рука Лунной Тени коснулась груди. Он тоже улыбнулся. – Моя сестра по Братству.

Чистая, невинная радость наполнила ее, когда она поняла глубокое значение этих слов.

– Это уже произошло, – тени снова танцевали перед ее глазами, – давным-давно произошло между моим и твоим народом. Ваша читта привела мой народ к закату, привела к его концу. – Твой народ – наследник. Все, что было нашим, стало вашим, все осталось вам, чтобы вы поняли, как глупо мы поступили, возомнив себя вашими судьями.

– Может быть, – Лунная Тень шевельнул плечами, и жемчужины на его ожерелье тихо зашуршали. – Или, может быть, они решили правильно, считая, что мы никогда не изменимся. Мы уже давно живем здесь, в человеческом городе, но никто не желает связываться с магией, никто не пользуется ею. Все говорят, что самый лучший путь они знают и им не нужен никакой другой.

– Но если Настоящие Люди действительно не были так… так примитивны, как те, которых знал Базилион – разве они с тех пор изменились?

– Пустяки. Если они и изменились, то несильно. Недостаточно сильно.

Таравасси покачала головой, потерла свои руки, массируя запястья.

– Но воспоминания, которые ты носишь в себе, Лунная Тень. Разве они не доказывают, что твой народ изменился?

– Мой народ не изменился – в отличии от меня! – Он недоверчиво покачал головой. Потом он поднял ногу и потер лодыжку странным, только одному ему присущим движением. – Теперь пойдем, нам надо уйти, прежде, чем они придут сюда!

– Лунная Тень, подожди! – когда он поднялся, она схватила его за локоть. – Покажи мне, еще, пожалуйста. Вопросы мучают меня, – перед ее мысленным взором появился Звездный Источник. – Кто-нибудь в твоих воспоминаниях должен знать что-то о хрустальном корабле и Звездном Источнике…

Лунная Тень неохотно снова сел в свое кресло, мучимый неприятным чувством и экстазом одновременно. Она увидела, как он закрыл глаза, когда ее рука скользнула в теплую щель его сумки, почувствовала его удовлетворение, когда их опять связал ментальный мост.

Шамадакс со скрещенными ногами лежала в кругу своих ожидающих друзей (Таравасси видела ее глазами, она недоверчиво смотрела на потемневшее лицо Базилиона, на лица дюжины других людей, среди которых были и туземцы – и все они были живы, все еще живы?) Шамадакс взглянула на двойной ряд лиц, на серые палатки за ними, которые трепал холодный шквалистый ветер. Она привела в порядок свои мысли, которые на сей раз были ее собственными: о последних днях, которые она провела в городе. Затем она заговорила, полагая, что такая большая группа нуждается в большом количестве слов и оправдывает их.

– Я сегодня принесла очень плохие новости. Снег тает, город непрерывно разрушается и не хватает людей для того, чтобы сделать то, что нужно. А тем временем, примерно шестьдесят процентов населения используют наркотики. Я повсюду видела этих людей. Они бродят, как живые трупы, не обращая внимания на естественные потребности и не замечая ничего вокруг себя. А когда они выпьют слишком большое количество читты, то они кончают жизнь самоубийством. Это правда, я все видела собственными глазами. Другие просто зачарованы их смертью… И для них всех уже не хватает читты, – сознание, что она не одна несет груз этих тяжелых воспоминаний, что она изливает их на тех, с кем связана, дало ей некоторое облегчение.