Оказывается, – продолжает Чухрай, – Аджубей, главный редактор газеты «Известия» и зять Хрущева, распространил по стране анкету. В анкете был вопрос: «Какой фильм за последнее время вам больше всего понравился?» Глубина ответила: «Баллада о солдате».

Аджубей решил посмотреть, что это за картина. Потом показал тестю, фильм понравился. И Хрущев сказал: «Отправляйте в Канны!» (Г. Чухрай. С. 133–135).

прежде всего, конечно, воспаленная обида Гроссмана на Твардовского. Это – самая роковая и самая главная причина.

Другая причина заключается в том, что Гроссманом овладела странная мысль, будто бы наши писатели-редакторы, считавшиеся прогрессивными, трусливей казенных ретроградов. У последних, мол, есть и сила, и размах, и смелость бандитов (С. Липкин, А. Берзер. С. 54).

это предложение идет от Н. С. Хрущева. Мне рассказывали, что когда происходил прием в Кремле, Хрущев, поднимая тост за композиторов, произнес единственную фамилию Д. Д. Шостаковича и говорил о нем как о первом композиторе и в самых светлых и высоких тонах.

мне, – продолжает З. Гаямова, – было обидно, что Д. Д. предлагают этот пост. Неужели он должен быть под начальством Хренникова? Зачем ему надо терять время, здоровье на все это. Ведь он честный, благородный и добросовестно относящийся к своим обязанностям человек. У него не останется времени на сочинение. И я набралась храбрости и позвонила ему, чтобы он не соглашался, что у него не останется времени для себя. И я чувствовала, он колеблется… Когда Д. Д. вернулся, он рассказывал, что… его уговаривали взять на себя пост 1‐го секретаря СК РСФСР. Видимо, Д. Д. дали понять, что это желание идет от Н. С. Хрущева (З. Гаямова – http://live.shostakovich.ru/chronicle/year-1960/).

Дмитрия Дмитриевича, – пишет композитор А. Лобковский, – убедили принять эту должность. Он не мог ответить отказом. Точность и обязательность определяла его общественную деятельность. Появлялся каждый день и сидел, принимая людей, занимался делами. Тратил на это бездну времени. Никогда не сетовал, что это-де мешает творчеству. Его принципом было: раз взялся – делай. Не для себя. Для других. Он открывал новые композиторские отделения, ездил в Башкирию, Татарию, его осаждали просьбами, и он всем старался помогать. Бесконечное число раз звонил в Ленинград и все с одним: помочь, помочь. У кого-то нет жилья. Кому-то отказали в приеме на работу.

Мне неоднократно приходилось бывать на заседаниях секретариата Российской композиторской организации, на которых председательствовал Шостакович. Они проходили четко, демократично, по-деловому (А. Лобковский – http://dsch.shostakovich.ru/chronicle/year-1960/.

Это, – подтверждает Тихон Хренников, – был самый дисциплинированный из секретарей, который ходил на заседания всех секретариатов. Принимал самое активное участие в решении всех проблем и вопросов жизни нашей композиторской организации. И вообще это был очень активный человек в общественной жизни (Так это было. С. 171).

некоторые художники реалистического направления, действительные члены и члены-корреспонденты Академии художеств СССР тт. Иогансон, Манизер, Томский, Решетников, Соколов-Скаля, Ромас, Грицай, Жуков были забаллотированы. Забаллотирование на собрании членов МОСХа видных художников страны свидетельствует о слабой идейно-воспитательной работе среди московских художников (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 377).

Когда мы остались с Зинаидой Николаевной вдвоем в ее комнате, – вспоминает Зоя Масленникова, – я спросила, что она думает о церковном отпевании.

– Это необходимо сделать, – сказала она, – но справимся ли мы с вами вдвоем?

– Я никогда с этим не сталкивалась, но попробую, – отвечала я.

Я отправилась в переделкинскую церковь договариваться о тайном отпевании на дому накануне похорон, в ночь на 2 июня.

По просьбе Зинаиды Николаевны сказала священнику, что Борис Леонидович был евреем, крещен, но свидетельства о крещении нет. Он отвечал, что свидетельства не нужно, и объяснил мне весь ритуал. Тут Зинаида Николаевна попросила меня снова пойти в церковь и раздобыть каких-нибудь старушек, чтобы они читали ночью Псалтырь, а домашние могли бы отдохнуть. Пошла в церковь, договорилась, вернулась на дачу и в 11 часов вечера отправилась за старушками. Привела их на дачу (З. Масленникова. С. 269–270).

Правление Литературного фонда СССР извещает о смерти писателя, члена Литфонда, Пастернака Бориса Леонидовича, последовавшей 30 мая с. г. на 71‐м году жизни после тяжелой, продолжительной болезни, и выражает соболезнование семье покойного.

Ведь я, – рассказывал А. Твардовский В. Лакшину, – специально ездил в Союз говорить, чтобы проводили его по-людски, накрутил Суркова, он уже составил некролог… И все напрасно. Мы уже и в ЦК ездили, доходили под самый верх, а нам сказали: «не суйтесь не в свое дело». Там есть такой человек в руководстве – Козлов, который, когда разговаривает, слушает только себя и сам пьянеет от своего голоса. Даже Шелепин, наше МГБ, и тот сказал: «Почему же? Некролог можно» – и все же не разрешили (В. Лакшин. «Новый мир» во времена Хрущева. С. 36)432.