– А ты сам себя кем считаешь? Может, ты и есть парижский клошар?

– Я – нет, – энергично замотал головой Горан. – Я банальный нелегал. Сюда многие наши перебрались после войны. Вот и я тут оказался. Может, удастся все-таки в легион попасть. А если нет, то надо на родину возвращаться. Хотя что я там буду делать – ума не приложу. Тут хоть подзаработать можно… И вдохновение опять же. Вот, хожу по набережной, читаю, думаю. Каждый день – столько впечатлений! Париж меня вдохновляет.

– Горан, а где тут можно вечером поесть? – спросил я. – Наверно, есть какие-то столовки бесплатные. Я тут был в одной на Риволи…

– Есть, конечно! Сейчас я тебе все расскажу. Там, за площадью Согласия, повернешь направо и увидишь в глубине улицы большую палатку. Там тебя накормят горячим ужином. Не ресторан, конечно, но вполне сносно. А сам я отправлюсь домой. Завтра моя смена – вставать рано…

* * *

Я пересек площадь Согласия, невольно любуясь ее вели колепным архитектурным ансамблем, остановился около подсвеченного снизу египетского обелиска, который острым карандашом нацелился в темнеющее парижское небо.

– Обратите внимание! – услышал я за спиной визгливый экзальтированный голос, характерный для многих профессиональных экскурсоводов. – Этот замечательный памятник древ ности датирован XIII веком до нашей эры. Его высота – 23 мет ра. Он был подарен вице-королем Египта и привезен в Париж из Луксора. По его сторонам были построены фонтаны, напоми нающие своим расположением площадь Святого Петра в Риме…

Я посмотрел на группу российских лоботрясов, рассеянно стоящих перед памятником с фотоаппаратами и вполуха слушающих гида. Со всех сторон, откуда ни возьмись, к ним начали стекаться торговцы сувенирами, открытками, книгами. Заприметил я и нескольких нищих разных национальностей, которые с картонками, закатывая к небу глаза, подходили к туристам. Те шарахались, но смотрели на них с любопытством, фотографировали. Нищие в свою очередь тянули к туристам руки, активно и профессионально требуя милостыню.

Приглядевшись, я приметил, что у «нищих» был свой разводящий: бритый арабский паренек, стоящий неподалеку. Он внимательно наблюдал за процессом колючими, цепкими глазами.

– А сейчас перед вами настоящие парижские нищие, знаменитые клошары… – раздался голос экскурсовода.

Я не стал дослушивать и пошел дальше, в глубину улиц, в сторону разбитой прямо на тротуаре палатки с едой для бездомных. На палатке красовались крупная надпись «Рестораны сердца» и забавная эмблемка: сердце с ножом и вилкой по краям.

Издалека я заметил несколько десятков бомжей. Усевшись прямо на асфальт, они неторопливо ужинали, держа на коленях пластиковые тарелки. Я подошел к нескольким парням явно марокканского происхождения в надежде выяснить что-то про «Рестораны сердца».

– Салют, ребята!

– Салют! – хмуро отозвались они.

– Я в Париже недавно. Тут что, всех кормят?

– Нет. Только тех, кому больше есть негде! – отозвался один из парней.

– Бесплатно? – поинтересовался я.

– Еще бы они деньги брали за эту бурду! – рассердился другой. – Каждый месяц суп становится все жиже, порции все меньше… Государство совсем зажралось!

– А таких «Ресторанов сердца» в Париже много? – не унимался я.

– Да полно! И таких, и других. Жрать-то где-то надо. Тут, в палатке, удобно потому, что в центре. А есть еще реальные рестораны, они подальше.

– И давно они в Париже возникли?

– Слушай, парень, а тебе-то какое дело? Ты сюда есть пришел или как? – накинулись на меня марокканцы.

Я предпочел поблагодарить их за радость общения и отправился в сторону раздачи. Отстоял небольшую очередь, в результате чего мне налили весьма приличную тарелку супа, дали гарнир и какие-то котлеты, горячий чай.

Я сел рядом с остальными бомжами и прислушался к их дискуссиям.

– Черт возьми! – сказал один из старых, особенно разухабистых бездомных, к тому же находящийся в изрядном подпитии. – Где золотые годы социальной помощи? Совсем уже политики охренели.

– Это ты о супе? – хмуро переспросил его спутник.

– Ну да, естественно! Это же невозможно есть! Вода, а не суп!

– Да вроде ничего, бульончик, овощи! – встрял я в их разговор, помешивая ложкой в тарелке.

Бомжи накинулись на меня, как вороны, размахивая руками, в запале отставив на тротуар стаканчики с чаем.

– Говоришь – ничего? Ты там хоть какое-то мясо почувствовал?

– Нет, просто овощной бульон, очень даже вкусный…

– Сколько ты в Париже? – хмуро спросил меня один из собеседников, седой и усталый от жизни.

– Несколько дней.

– Вот и молчи. Ты еще местной жизни не нюхал, не понимаешь ни хрена. У нас тяжелые условия, мы на улице живем, скитаемся где попало. Нас государство должно хорошо кормить, чтобы у нас сил на такую тяжелую жизнь хватало. А оно халтурит, экономит на нас. Курица или индюшка и то не каждый день бывают! А свинины вообще нет! Может, вообще одними яйцами с рисом и овощами питаться скоро будем?

– Да в чем же оно экономит? Порции вроде ничего, приличные, еда горячая…

– Нет, вы поглядите на него! – начал кипятиться старик. – Может, тебе этот овощной бульон еще больше нравится, чем жирный свиной, с кружочками?

До меня стало что-то доходить. Я сконцентрировался.

– Ты хочешь сказать, что теперь суп варят не на свином бульоне, как раньше?

– Нет, ну он точно ущербный! – картинно заломил руки и заголосил бомж. – Он прозрел! Представь себе, нормального супа мы уже несколько месяцев не видели, одна вот эта жижа. А в Париже все время хочется жрать: еда на каждом шагу, все эти ресторанчики, кафе, где с утра и до ночи только и делают, что лопают мясо, морепродукты, тартины, патэ, ветчину мою любимую, такую розовую, жирненькую… А мы голодаем, подбираем объедки как последние лохи!

– Но почему нищим больше не дают супа на свином бульоне? – сыграл в дурака я.

– Это все Саркози! Его рук дело. Он запретил всем бесплатным столовым суп со свининой делать, суповые кухни указами позакрывал. Потому что мусульман, видите ли, – бомж высунул язык и показал его марокканцам, с которыми я до этого общался, – во Франции очень много. Да пусть они катятся в свою гребаную Африку! Тогда мы будем снова суп со свининой лопать – вкусно и питательно! А евреев мы и так тут среди наших бомжей ни одного не видели. Все херня! Дискриминация!

– Сарко – это вообще первый враг всех рэпперов из гетто! – хмуро бросил бледный парень с дредами. – Он, видите ли, захотел очистить улицы от отребья и отдал приказ задержать нескольких наших. Мы его ненавидим.

– Все они одинаковые, политики. Хоть Сарко, хоть все остальные. Им до нас дела нет. Вот только один аббат Пьер за наши интересы и бился! – задумчиво сказал другой, более молодой бомж с расцарапанной физиономией и красочным фингалом под глазом. – Теперь его нет, защитить нас некому. Осиротели мы без него.