3. «Еще я хотел бы узнать, как развить мои способности».

«Самостоятельно, развивай их самостоятельно! Развивай, не привлекая внешние источники, своими силами, так, чтобы все твои мечты осуществлял ты сам! Достаточно просто верить в то, что все мечты в этом мире сбудутся, как ты того желаешь».

Дав это наставление, Питер Джексон рассказал мне о свете. Об ослепительно-ярком свете, однажды озарившем тент его палатки, разбитой в глубоком каньоне Сьерра-Невады. Он рассказал, что в ту ночь, проснувшись из-за яркого свечения, он выбрался из спального мешка и, открыв замок-молнию палатки, выглянул наружу. Именно тогда на него снизошел свет. Лишь раз Питер Джексон оказался под действием этой силы, но и этот единственный раз перевернул его жизнь. Поэтому, можно сказать, у нас были схожие обстоятельства.

4. «Напоследок я хотел бы поговорить о том ярком свете».

«Это был свет, прорвавшийся в наш мир через узкую щель из другого измерения, — начал свои телепатические объяснения мистер Питер Джексон. — Если смотреть на наш трехмерный мир глазами высшего существа из многомерного мира, он покажется плоским, словно сделанным из бумаги. В таком мире нашу душу, какой бы сложной она ни была, невозможно увидеть. Если захочешь познать свой настоящий облик, придется выйти за пределы нашей реальности. Я предполагаю, что сила, удерживающая нас в этом мире, — это сила чувств, сила кармы. Сила эмоций, связанных с тем, что делает нас грустными или заставляет сердиться, смеяться и плакать, радоваться и гневаться. Если можно было бы включить особое освещение и рассмотреть все эти силы, гравитационное поле этой реальности на наших глазах распалось бы на составляющие».

Мистер Питер Джексон раскрыл ладони. «Представь, что сюда упало яблоко. Что надо сделать, чтобы оно вернулось на свое прежнее место?»

Я вообразил спелое красное яблоко, лежащее на земле. Тем яблоком, упавшим на темную дорогу, был я сам. Я повторил про себя вопрос, заданный мне мистером Питером Джексоном: «Что надо сделать, чтобы это яблоко вернулось на свое прежнее место?»

«Если ты сможешь найти ответ на этот вопрос, — донесся до меня голос экстрасенса, — исчезнет удерживающая тебя в этом мире гравитация и ты в конце концов взлетишь в небо».

Вскоре после нашего разговора мистер Питер Джексон уехал обратно на Шри-Ланка, там, кажется, нашлись ребята, сохранившие воспоминания об одной или даже нескольких предыдущих жизнях. После его отъезда моя печаль отступила не сразу, хотя я и принял все его идеи, словно скопировав их.

Конечно, от мысли, что тело отца потеряно навсегда, мне было грустно, но когда я понял, что умерла и его душа, я не заплакал. Наоборот, узнав, что душ у человека бесконечно много, а тело всего одно, я стал еще больше тосковать по отцовскому телу, которое мог когда-то погладить, ущипнуть, пощекотать, запах которого мог почувствовать. Я понял, что единственным человеком, необходимым мне в этом мире, был мой отец.

Последний предмет из семи лучших, появившихся из ящика в ходе экспериментов

7. Когда мистер Питер Джексон уехал, по приказу полковника Квона следователь принес ящик с лежащими внутри предметами и мы возобновили эксперименты. Как обычно, я описывал не те лица, которые всплывали у меня в голове. Я пытался представить себе и обрисовать словами лица других людей. Например, лицо учителя начальной школы, куда я ходил в детстве, или лицо парня, жившего в соседнем доме, или тетушки, работавшей в салоне красоты в нашем районе; я пробовал искать в своей памяти запечатленные там образы разных людей и описывать их по мере того, как вспоминал.

Однако в этот раз, едва успев просунуть руку в ящик, я тут же нащупал предмет и не смог отвернуться от лица, возникшего перед моим мысленным взором. Именно из-за этого лица я совершил ошибку, когда со слезами на глазах спросил: «Этот человек тоже умер?» Я совершил ошибку, потому что, когда полковник Квон переспросил через динамик: «Что это означает?» — простодушно ответил: «Ведь до сих пор владельцы всех предметов были мертвы, поэтому я и спрашиваю: владелец этих часов тоже умер?» Черт, мой ответ позволил ему понять, что до настоящей минуты я обманывал его…

Той вещью, из-за которой дрожала рука, из-за которой ручьем лились слезы, чертовы слезы, эти проклятые слезы, были часы с выгравированной на них птицей Феникс, часы, которые я получил во время визита в президентский дворец Чхонвадэ.

Я не мог рассказать о том, что я видел

Местом, куда привел меня полковник Квон, оказалась комната для допросов. В ней находился мужчина, который, устало понурившись, сидел на стуле в одних трусах. Я забеспокоился, но это был не санитар. (Те часы, которые я подарил ему, использовались позже для выпуска почтовой марки в честь поездки Президента в Африку.) Даже когда мы вошли, мужчина не обратил на нас никакого внимания. Вместе с полковником Квоном я сел позади следователей.

Допрашиваемый был молодым певцом. «Я всего лишь пил макколи», — раздался в моей голове его голос. Следователи спросили у него о местонахождении преступника, разыскиваемого полицией. Певец с выражением лица, словно потерял свою душу, лишь покачал головой и ответил, что не знает такого человека и никогда не встречал его. «Я не знаю. Не знаю», — прочитал я его мысли. Услышав такой ответ, один из следователей, взяв лежавшую на столе граммофонную пластину, с силой ударил ею по голове певца.

Это была пластинка с его песнями. «Когда вышел первый альбом с моими песнями, я радовался просто до слез», — донесся до меня голос певца. Следователи снова спросили о преступнике, но ответ мужчины был прежним. Он повторил, что это совершенно незнакомый ему человек, а про себя подумал: «Не страшно, ведь я умираю от ударов своим первым сольным альбомом, не страшно».

Начав допрос сначала, следователи снова приказали, чтобы задержанный в течение десяти минут перечислил все, что он делал за последние два дня.

— Два дня тому назад был понедельник. Я открыл глаза примерно в семь часов тридцать минут утра. В это время я лежал под одеялом. В это время я лежал под одеялом. В это время я лежал под одеялом. В это время я лежал… — повторял он, будто заезженная пластинка.

Когда он уронил голову, я подумал, что он потерял сознание, но певец, сидя на стуле, просто дремал. Заметив это, полковник Квон в бешенстве закричал: «Приведите его в чувство!»

Следователи, подхватив мужчину под руки, приподняли его и потащили к ванной, стоявшей в углу комнаты. «Я проучу тебя!» — подумал один из них. Я решил, что урок будет заключаться в том, что они заставят его прийти в себя, погрузив лицом в холодную, как лед, воду, но лишь на секунду — не больше. Но они держали его голову под водой гораздо дольше, чем я предполагал. Следователи, словно хирурги, выполняющие сложную операцию, засучили рукава рубашек и, схватив его за голову, опустили ее в воду. «Не убивайте!» — разнесся вопль певца в моем сознании.

Бедный парень, чья голова полностью исчезла под водой, извивался всем телом, словно насекомое, придавленное военными ботинками, и лишь мысленно кричал: «Ради бога, не убивайте! Не убивайте… Не уби…»