— Никогда не слышала о таком.

— Блюхер, Франц. Гейдельберг.

— И о нем не слышала.

Лэнг поднес карточку поближе к свету, чтобы прочесть приписку в самом низу.

— Скорцени…

Она качнула было головой, но тут же остановилась.

— Повторите, пожалуйста.

— Скор-це-ни, — по слогам прочитал Лэнг.

— Это он!

Оба — и Лэнг, и Герт, — вскинули головы.

— Кто? — спросили они в один голос.

— Тот человек, о котором папа писал книгу. Во всяком случае, один из них. Немец. Во время войны он был какой-то крупной шишкой.

— Ну, а как насчет Франца Блюхера? — поинтересовался Лэнг, и Джессика снова покачала головой.

— Нет, ничего не вспоминается.

Герт подошла и заглянула через плечо Лэнга.

— Лэнг, ты сказал, что пользовался такими карточками, когда готовил рефераты, и на каждую записывал какой-то факт.

Рейлли уже не помнил, когда рассказывал об этом, но, очевидно, такой случай был.

— Да, именно так я и работал. Это потом появились компьютеры, и такие записи стали не нужны.

— Предположим, что твой друг Дон вел свое исследование так же, по старинке.

Лэнг никак не мог понять, к чему она клонит.

— Хорошо, предположим.

— Что, если… — Она вернулась к своей кучке карточек, порылась в ней, вынула одну и прочла: — Скорцени, Отто. А внизу подписано — Блюхер, Франц. То же самое, что на твоей карточке, только наоборот. Предположим, что этот самый Блюхер был для Дона источником информации о Скорцени…

— Или наоборот, — возразил Лэнг.

На сей раз уже Герт покачала головой.

— Мне кажется, что нет. Джессика ведь сказала, что ее отец писал о Скорцени. Кроме того, на карточке Скорцени нет адреса.

Что тут скажешь? В ее словах был смысл. Или, по крайней мере, не меньше смысла, чем в любой другой теории.

— Ладно. Теперь, позвони, пожалуйста, по номеру, указанному на карте.

Герт вложила карточку в коробку.

— Лэнг, это твое развлечение. Ты и звони.

— Если мне не изменяет память, когда я в прошлый раз смотрел на карту, Гейдельберг находился в Германии.

И еще я, кажется, припоминаю, что ты вроде как говоришь на этом языке.

Герт картинно вздохнула и взглянула на Джессику с тем же выражением, с каким глядела на Лэнга, когда тот допускал какую-нибудь глупую ошибку в домашнем хозяйстве — например, сыпал в посудомоечную машину порошок для стирки, из-за чего весь пол в кухне покрывался слоем пышной пены. Или еще какие-нибудь вещи, на какие способен только дикий, неприрученный мужчина.

— Вот телефон, — указала Джессика.

Но Герт извлекла из своей необъятной сумки трубку мобильника. Лэнг узнал модель, распространенную в Управлении. Этот телефон был способен обеспечить связь везде, за исключением разве что плавучих льдов Арктики или Антарктического материка. Лэнг видел, как она набрала три цифры — код страны, — а затем номер. Потом она, судя по времени, выслушала три или четыре гудка, назвала имя Дона, свой номер и прервала вызов. Судя по всему, герра Блюхера или не оказалось дома, или он не захотел снимать трубку.

Герт убрала телефон в сумку.

— И что дальше?

Лэнг указал на пачку бумаг, полученных от полицейского инспектора.

— Думаю, стоит разделить их и посмотреть. Вдруг что-нибудь найдем.

Менее чем через минуту Джессика подняла голову.

— Одни только списки. Вот перечень книг, а на этом листе географические названия. Ничего важного для нас.

Лэнг был готов с нею согласиться.

— А на этом листе только одно слово: Монсегюр. — Герт опустила на колени свою стопку бумаг. — Это во Франции, в Лангедоке. Я видела дорожный указатель с такой надписью, когда мы… когда мы были там в прошлом году.

Они с Лэнгом переглянулись. Именно там, на юго-западе Франции, Лэнг впервые сошелся лицом к лицу с «Пегасом», могущественной организацией, прямо причастной к убийству его сестры и племянника. И эта встреча чуть не закончилась для него трагически. Ему совершенно не хотелось возвращаться в эти места.

Но прежде чем он успел что-то ответить, защебетал его собственный сотовый телефон. Этот номер знали только три человека, и двое из них присутствовали сейчас в этой комнате.

— Да, Сара, слушаю, — сказал Лэнг, сообразив, что в Атланте четыре часа дня.

Слышно было так хорошо, словно собеседница находилась в этой же комнате, а не за океаном.

— Судья Хендерсон поставил дело Уайли в график на следующий месяц. Я подумала, что вам, наверно, будет полезно узнать это.

Лэнг застонал. Уайли был ответчиком по гражданскому процессу, шедшему параллельно с уголовным делом по обвинению в организации длинной посреднической цепочки в торговле и оказании различных финансовых услуг. Министерство юстиции США обвиняло клиента Лэнга в немыслимом количестве случаев разглашения сведений, а Комиссия по ценным бумагам пыталась через суд вернуть деньги инвесторов. Для поддержания привычного образа жизни на широкую ногу мистеру Уайли уже пришлось продать свой коллекционный «Феррари» и один из «Роллс-Ройсов». Обвинительный приговор в гражданском процессе сделал бы его банкротом. И, что хуже всего, в таком случае он не смог бы заплатить своему адвокату остаток гонорара. Дело было сложным, и вплоть до того дня, когда мистер Уайли предстанет перед судом присяжных, Лэнгу следовало держать руку на пульсе.

Громко щелкнув крышкой, Рейлли закрыл телефон.

— Джессика, к сожалению, у меня дома кое-что случилось. Мы с Герт должны немедленно уехать. — Он заметил, что на ее лице мелькнуло выражение отчаяния, как будто она теряла последнего своего друга. — Впрочем, мы постараемся связаться с этим парнем из Гейдельберга. Когда я разберусь со своими делами, то свяжусь с вами и узнаю, добилась ли местная полиция хоть какого-нибудь прогресса.

Судя по виду Джессики, заверения Лэнга ее не успокоили, но она храбро протянула руку.

— Даже не знаю, как благодарить вас за то, что вы приехали в Испанию, чтобы помочь мне.

Лэнг пожал ее руку.

— Перед вашим отцом я в неоплатном долгу. Он спас мне жизнь. И, если вам понадобится, я обязательно приеду еще раз.

Уходил Лэнг с неприятным ощущением недоделанной работы.

Юго-западная Франция, Монсегюр,

сентябрь 1940

Подняться по северному склону горы удалось лишь с веревками и крючьями, которые то и дело приходилось забивать в камень. И, даже несмотря на хорошее снаряжение, подъем занял семь часов. Все пятеро пребывали на грани изнеможения. Будь они простыми спортсменами-альпинистами, то сейчас с удовольствием пили бы воду из фляг, курили сигареты и восхищались видами, открывшимися их глазам благодаря затраченным усилиям.