Он отошел в сторону, посмотрел, нет ли вокруг чего-нибудь необычного. Особенно внимательно он смотрел на одну из куриц – на ту, которая напоролась крылом на случайный гвоздь, торчавший из клетки. Птица с таким исступлением пыталась сорваться с гвоздя, что почти разорвала себе крыло. Он на прошлой неделе зашил крыло, и теперь эта курица с опаской участвовала в общей свалке, под крылом виднелась красная нить шва. Он схватил курицу за ноги, проверил ее крылья, проведя пальцами по прожилкам. Только он ее отпустил, как зазвонил его телефон. Он побежал в дом, но, когда перешагнул порог гостиной, звонок смолк. Он увидел, что Ндали прислала ему сообщение. Поначалу он не решался его прочесть, словно опасаясь, что слова, которые он прочтет, навсегда останутся нестираемыми на экране. Вернув телефон на стол, он приложил ладонь ко лбу и заскрежетал зубами. Я видел, что голова у него болит после вчерашнего падения. Он взял упаковку парацетамола с холодильника, выковырял одну из двух оставшихся таблеток, положил ее на язык и запил водой из пластикового стаканчика.

Потом он снова взял телефон и прочел послание от нее: «Нонсо, мне прийти сегодня вечером?» Чукву, он улыбнулся про себя, выкинул кулак в воздух и крикнул: «Да!» Он сунул телефон в карман и уже почти вышел во двор, когда вспомнил, что ответил только в воздух, словно она стояла рядом. Он остановился у москитной двери, ведущей во двор, и набрал «да».

Предвкушая встречу с Ндали, он собрал несколько яиц, разместил их в округлых впадинках пластикового ящика. Потом снова поймал раненую птицу. Она моргала от страха, ее клюв то открывался, то закрывался, когда он протирал ее голову, осматривал крылья, словно чтобы убедиться в ее способности летать. Он очистил поднос и насыпал на него немного смеси, увидел в ней что-то вроде сломанной пополам зубочистки. Он вытащил палочку и бросил за спину. Потом его осенило, что одна из кур может найти и склевать ее. Он поднялся и стал искать палочку, нашел ее у клетки для цыплят. Палочка лежала на сыром краю доски, на которой стояла клетка. Он поднял палочку и перебросил через забор за пределы своего компаунда. После этого он засунул поднос со смесью в одну из клеток.

Когда он закончил кормить птицу, руки у него стали почти черными от грязи и земли. Черные ободки очерчивали ногти, а кожа на его правом большом пальце была словно усеяна колючками и исполосована рубцами. Одно из взятых им яиц было покрыто затвердевшей корочкой помета, он пытался соскрести его, и теперь помет был у него под ногтями. Он мыл руки в ванной и думал, какая необычная у него работа и какой презренной она должна казаться тому, кто впервые с ней сталкивается. Он опасался, что Ндали, когда узнает, в чем состоит его работа, может не оценить ее, а то и вообще разозлиться.

Чукву, я уже говорил, такого рода мысли часто приходят людям в голову, когда они смущаются в обществе других, к кому питают большое уважение. Они оценивают себя со стороны, зацикливаются на том, как видят их другие люди. В таких ситуациях нет конца самоуничижительным мыслям, которые – какими бы безосновательными они ни были – могут поглотить человека целиком. Но мой хозяин, прогнав эти мысли, принялся спешно готовиться к приходу Ндали. Он подмел в доме и на террасе. Потом вытряс подушки, смахнул пыль с диванов. Он помыл унитаз, побрызгал в него спреем, вычистил крысиный помет из-за водяного коллектора. Он выбросил одно из пластиковых ведер – ведро из-под краски, потрескавшееся в нескольких местах. Потом прошелся по дому с освежителем воздуха. Он закончил мыться и наносил мазь на кожу, когда увидел в окно ее машину, приближавшуюся к его дому по дорожке между двумя живыми изгородями.

Иджанго-иджанго, мой хозяин почувствовал, как его тело засветилось от восторга при ее появлении в тот вечер. Ее волосы были расчесаны на манер, который показался бы необычным великим матерям, но мой хозяин нашел их глянцевыми и привлекательными. Он посмотрел внимательно на ее аккуратно завитые волосы, на ее часики, браслеты на запястьях, ожерелье с зелеными бусинками, напомнившее ему о жившей в Лагосе сестре матери, Ифемии, с которой он давно потерял связь. Хотя он и до этого чувствовал себя недостойным Ндали из-за своего невежества (он никогда не бывал ни в клубах, ни в театрах), его самооценка стала еще ниже, когда он увидел ее тем вечером. Пусть она и обращалась с ним с бесконечным радушием и приязнью, но он стоял перед ней, остро ощущая свою ничтожность. И потому он участвовал в разговоре как человек, который оказался там по принуждению, говорил только то, что было необходимо, и то, что подсказывала ситуация.

– Вы всегда хотели быть фермером-птицеводом? – спросила в какой-то момент Ндали. Она спросила об этом раньше, чем он ожидал, а потому его опасения, что она не отдастся ему, усилились.

Он кивнул, когда ему пришло в голову, что он может и солгать. Поэтому он сказал:

– Может быть, нет, мамочка. Это мой отец завел дело, а не я.

– Птицеводство?

– Да.

Она посмотрела на него, на ее лице появилась сдержанная улыбка.

– А как? Как завел? – спросила она.

– Это долгая история, мамочка.

– Бог ты мой! Я хочу ее услышать. Пожалуйста, расскажите.

Он посмотрел на нее и сказал:

– Хорошо, мамочка.

Эбубедике, он стал рассказывать ей про гусенка, начав с того, как его поймали, когда моему хозяину было всего девять лет. Эта встреча изменила его жизнь, и я должен теперь рассказать тебе о ней. Отец взял его как-то из города в деревню, сказал, чтобы он выспался, потому что утром они пойдут в лес Огбути, где около укромного озера в самом сердце леса обитают особые гуси с оперением белым, как хлопок. Большинство охотников избегали этой части леса, потому что боялись смертельно опасных змей и диких зверей. Озеро это прежде было притоком реки Имо. Я видел его много раз. Очень давно, задолго до того, как охотники за рабами аро начали прочесывать эту часть Алаигбо, озеро было рекой. Но землетрясение отрезало этот участок от остальной реки и превратило в застойный водоем, который стал домом для белых гусей. Они обитали там давно, сколько помнили жители девяти деревень вокруг леса.

Мой хозяин и его отец, который взял с собой длинноствольное ружье, дойдя до этого места, остановились за стволом упавшего и гниющего дерева, покрытого травой и дикими